– Добрый вечер, Холе.
Харри разомкнул веки. Свет ножом резанул по глазам, и он снова закрыл их.
– Трихлорметан. Более известен как хлороформ. Средство, конечно, немного старомодное, но эффективное. Мы использовали его в Е14, когда нам надо было кого-нибудь похитить, – произнес какой-то человек.
Харри бросил на него быстрый взгляд, но ничего не рассмотрел, поскольку в лицо ему был направлен яркий свет.
– У тебя наверняка возникло множество вопросов. – Голос доносился из темноты позади лампы. – Например: «Что случилось? Где я? Что этому типу от меня надо?»
Во время похорон они обменялись всего парой слов, и все же Харри узнал голос и этот небольшой намек на картавое «р».
– Позволь мне ответить на последний вопрос, Холе, наверняка он волнует тебя больше всего. Итак, что мне от тебя надо?
– Бор, – прохрипел Харри. – А где Кайя?
– Об этом не беспокойся.
Судя по акустике, Харри находился в большом помещении. Возможно, с деревянными стенами. Точно не в подвале. Но здесь было холодно и влажно, как будто помещением давно не пользовались. Запах нейтральный, как в зале для собраний или офисе. Может, так оно и есть. Его руки были плотно примотаны скотчем к подлокотникам, а ноги – к основанию офисного кресла на колесиках. Краской или штукатуркой не пахло, но Харри видел отблески света на прозрачной пленке, которой был покрыт паркет под его креслом и перед ним.
– Кайю ты тоже убил, Бор?
– Что значит «тоже»?
– Как и Ракель. И других женщин, чьими фотографиями увешаны стены твоего загородного дома.
Он услышал шаги за лампой.
– Я собираюсь сделать признание, Харри. Да, я убивал. Сперва я думал, что не способен на убийство, но, как выяснилось, ошибался. – Шаги прекратились. – Не зря говорят: стоит только начать…
Харри откинул голову назад и уставился в потолок. Одну из панелей убрали, из отверстия торчало множество обрезанных проводов. Наверное, для компьютеров.
– До меня дошли слухи, что одному из наших спецназовцев, Воге, известно кое-что об убийстве Халы, моей личной переводчицы. Когда я проверил эти слухи и выяснил, что именно он знает, то понял: его надо прикончить.
Харри закашлялся.
– Все ясно: этот Воге вышел на твой след и ты его убил. А теперь решил убить и меня. Я не собираюсь быть твоим исповедником, Бор, поэтому переходи сразу к казни.
– Ты неправильно понял меня, Харри.
– Когда все вокруг тебя неправильно понимают, самое время задаться вопросом: а не сошел ли ты сам с ума? Бор, давай, чертов ублюдок, я готов.
– Ну зачем же так спешить?
– Вполне возможно, что там лучше, чем здесь. И компания, надеюсь, поприятнее.
– Ты ошибаешься, Холе. Позволь мне рассказать, как было дело.
– Нет! – Харри дернулся на стуле, но скотч удержал его на месте.
– Послушай. Пожалуйста. Я не убивал Ракель.
– Я знаю, что ты убил Ракель, Бор. И не хочу слышать ни рассказов об этом, ни твоих высокопарных изви…
Харри замолчал, когда лицо Руара Бора неожиданно осветилось снизу, как в фильме ужасов. И только через секунду сообразил, что свет исходит от телефона, лежавшего на столе между ними, который только что зазвонил.
Бор посмотрел на мобильник:
– Тебе звонят, Харри. Это Кайя Сульнес.
Бор нажал на экран, поднял трубку и приложил ее к уху Харри.
– Харри? – раздался голос Кайи.
Он прочистил горло.
– Где… где ты?
– Я только что вернулась домой и обнаружила, что ты звонил мне. Я отправилась перекусить в новый ресторанчик по соседству, а телефон оставила дома заряжаться. Скажи, ты ведь был здесь?
– С чего ты взяла?
– Мой ноутбук переставили с письменного стола на журнальный столик. Скажи, что это сделал ты, а то я не на шутку перепугаюсь.
Он смотрел прямо на лампу.
– Харри? Ты где? У тебя такой странный голос…
– Да, это сделал я, – подтвердил Харри. – Так что беспокоиться не о чем. Слушай, я сейчас немного занят, перезвоню тебе попозже, ладно?
– Хорошо, – произнесла она с сомнением.
Бор дал отбой и положил трубку на стол.
– Почему ты не поднял тревогу?
– Полагаю, это бесполезно, иначе ты не позволил бы мне поговорить с Кайей.
– Я думаю, это потому, что ты веришь мне, Харри.
– Ты прикрутил меня скотчем к креслу. Не имеет значения, чему я верю.
Бор снова вышел на свет. Он держал в руках большой нож с широким лезвием. Харри попытался сглотнуть, но во рту у него пересохло. Бор поднес нож к Харри. К нижней стороне подлокотника. Полоснул. Проделал то же самое с левым подлокотником. Харри поднял освобожденные руки и принял протянутый нож.
– Я привязал тебя для того, чтобы ты не напал на меня, прежде чем услышишь всю правду, – пояснил Бор, пока Харри освобождал от скотча ноги. – Ракель рассказала мне об угрозах, которые поступали в ее и твой адрес после раскрытия тобой нескольких громких дел. От людей, находившихся на свободе. И я приглядывал за вами.
– За нами?
– Прежде всего – за ней. Я, так сказать, нес вахту. Точно так же я присматривал за Кайей в Кабуле, после того как Халу изнасиловали и убили. А теперь опекаю ее в Осло.
– Ты знаешь, что это называется паранойя?
– Знаю.
– Хм… – Харри выпрямился и помассировал предплечья. Нож он оставил у себя. – Ладно, рассказывай.
– С чего начать?
– Начни с сержанта.
– Принято. В спецназе нет откровенных идиотов, поскольку игольное ушко, через которое следует пролезть, чтобы попасть в это подразделение, слишком узкое. Но сержант Воге был одним из тех солдат, у кого, как говорится, тестостерона больше, чем мозгов. Вскоре после убийства Халы, когда все только об этом и говорили, до меня дошли слухи: кто-то болтает, что, похоже, Хала очень любила Норвегию, потому что на ее теле было вытатуировано норвежское слово. Я проверил и выяснил, что сержант Воге трепался об этом за кружкой пива в баре. Дело в том, что Хала всегда ходила полностью закутанной в одежду, а татуировка располагалась у нее над сердцем. Совершенно исключено, чтобы она рассказала об этом Воге. И я знаю, что Хала всячески скрывала эту татуировку. Несмотря на то что татуировки хной весьма распространенное явление в Афганистане, многие мусульмане считают постоянные наколки sin of the skin
[41].
– Хм… Но для тебя это, выходит, не являлось тайной?
– Нет. Кроме мастера, сделавшего татуировку, я был единственным, кто знал о ней. До того как вытатуировать это слово, Хала проконсультировалась у меня, как оно правильно пишется, и уточнила, нет ли у него также какого-нибудь другого, неизвестного ей значения.