– Ну… – сказал Харри. – Допустим: «Проверяю, как распоряжаются наследством» – это удовлетворительный ответ?
– Единственный удовлетворительный ответ: «Я уже ухожу».
Харри засунул карту памяти в карман и слез с барной табуретки.
– Кажется, ты не настолько пострадал, как я надеялся, Рингдал.
Рингдал засучил рукава рубашки.
– Ты о чем?
– Ну, чтобы заслужить пожизненное отлучение, я должен был как минимум сломать тебе носовую перегородку. Хотя, возможно, у тебя ее нет?
Рингдал рассмеялся так, будто действительно считал ответ Харри смешным.
– Тебе удалось попасть в меня первым ударом, Холе, потому что я был к нему не готов. Немного крови из носа, но должен тебя разочаровать: удар оказался не такой силы, чтобы сломать кость. А потом ты бил в воздух. И вон в ту стену. – Рингдал наполнил стакан водой из-под крана за стойкой.
«Ну разве не парадокс: трезвенник заправляет баром? – подумал Харри. – Хотя чего только в жизни не бывает».
– Ты очень старался, Холе. Но куда тебе против меня, тем более в нетрезвом виде? Я ведь как-никак чемпион Норвегии по дзюдо.
– Ах вот как? Теперь ясно, почему ты выбираешь такие отстойные пластинки, – сказал Харри.
– В смысле?
– Ты когда-нибудь слышал о дзюдоисте, который разбирается в музыке?
Рингдал вздохнул, Эйстейн закатил глаза, и Харри понял, что закинул мяч на трибуну.
– Уже ухожу, – сказал он, поднялся и направился к двери.
– Холе?
Харри остановился и обернулся.
– Прими мои соболезнования. – Рингдал левой рукой поднял стакан воды, будто произнося тост. – Ракель была чудесным человеком. Жаль, что она не успела продолжить.
– Что продолжить?
– О, неужели Ракель тебе не рассказывала? Продолжить работать в «Ревности». Она ведь тоже была акционером. Я предложил ей остаться председателем правления после твоего ухода. Ладно, Харри, забудем о разногласиях. Тебе здесь рады, и я обещаю слушаться Эйстейна в отношении выбора музыки. Я заметил, что посетителей в баре стало меньше, и это, разумеется, может быть вызвано в том числе и ослаблением… – он подыскивал слово, – э-э-э… музыкальной политики.
Харри кивнул и открыл дверь.
Он стоял на тротуаре и оглядывался по сторонам.
Грюнерлёкка. Скрип скейтборда под ногами мужика лет скорее сорока, чем тридцати, в кедах «Конверс» и фланелевой рубашке, купленной, как показалось Харри, в дизайнерском магазине или в хипстерской лавочке, где, как объяснила Хельга, девушка Олега, продается same shit, same wrapping
[33], но только с трюфелями фри, что позволяет утроить цену и все равно оставаться в тренде.
Осло. Молодой человек с импозантной неухоженной бородкой пророка, свисающей как слюнявчик над галстуком на безупречном костюме, в расстегнутом пальто от «Бёрберри». Кто он – финансист? Его образ – ирония? Или просто смятение?
Норвегия. Пара в обтягивающих спортивных костюмах труси́т, держа в руках лыжи и палки, в поисках последних островков снега, который еще не растаял в окрестностях столицы. Лыжная мазь за тысячу крон, энергетический напиток и протеиновый батончик в сумочке, что висит на заднице.
Харри достал телефон и набрал номер Бьёрна.
– Да, Харри?
– Я нашел карту памяти от фотоловушки.
Молчание.
– Бьёрн, ты меня слышишь?
– Да, мне просто надо было отойти в сторонку, а то здесь слишком шумно. Это же с ума можно сойти. И что видно на записи?
– К сожалению, не много. Поэтому я хотел спросить, можешь ли ты помочь мне ее проанализировать. Изображение темное, но у вас ведь есть способы вытащить из картинки больше, чем удалось мне. Там видны силуэты, производящие разные действия вроде открытия дверей и так далее. Специалист по трехмерным технологиям наверняка сможет дать примерное описание примет. – Харри потер шею. Где-то чесалось, вот только он не понимал, где именно.
– Могу попробовать, – ответил Бьёрн. – Надо задействовать стороннего эксперта, ведь если не ошибаюсь, ты намерен пока хранить все в тайне, да?
– Да, поскольку хочу, чтобы у меня была возможность беспрепятственно и дальше идти по этому следу.
– Ты сделал копии видео?
– Нет, все на карте памяти.
– Хорошо, оставь ее в конверте в «Шрёдере», а я попозже забегу и заберу.
– Спасибо, Бьёрн. – Харри отсоединился, а потом набрал букву «Р» – «Ракель». Еще в его телефонной книге имелись «О» – Олег, «Э» – Эйстейн, «К» – Катрина, «Б» – Бьёрн и «С» – Столе Эуне. Вот и все.
Но этого было достаточно, хотя Ракель и говорила Столе, что Харри открыт для новых знакомств. Но только в том случае, если буква еще не занята.
Он позвонил по рабочему телефону Ракели, не набирая добавочного номера, и, услышав голос телефонистки, произнес:
– Я хотел бы поговорить с Руаром Бором.
– У нас тут записано, что сегодня его не будет в офисе.
– А где он и когда вернется?
– У меня нет на этот счет никакой информации. Но могу дать вам номер его мобильного.
Харри записал номер и ввел его в графу поиска приложения справочной службы 1881. Компьютер выдал адрес (Бор жил между Сместадом и Хюсебю), а также номер его стационарного телефона. Харри посмотрел на часы. Половина второго. Он набрал цифры.
– Да? – ответил женский голос после третьего гудка.
– Простите, я ошибся номером. – Харри положил трубку и направился к трамвайной остановке возле парка Биркелюнден. Он почесал предплечье. Нет, чесалось не там. Только в вагоне метро по дороге в Сместад Харри пришел к выводу, что чесотка, без сомнения, сидела у него в голове. И вызвана она была, скорее всего, тем, что сообщил ему Рингдал – то ли по простоте душевной, то ли желая побольнее его ранить. Харри пришел к выводу, что, возможно, недооценивал дзюдоистов.
Женщина, открывшая дверь желтой виллы, излучала бодрость и оптимизм, типичные для дам от тридцати до пятидесяти из высших слоев общества, проживающих здесь, на западной окраине города. Пытались ли они соответствовать идеалу, или же у них на самом деле энергия била через край, сказать с точностью невозможно, но Харри подозревал, что было что-то статусное в том, как такие дамы, чаще всего в общественных местах, громким голосом непринужденно раздавали команды двум детям, легавой и супругу.
– Пиа Бор?
– Чем я могу вам помочь? – Никакого желания помогать в голосе нет, скорее уж некоторая холодность и отстраненность, но вопрос задан с любезной улыбкой. Она была невысокого роста, без косметики, а морщины указывали, что ей ближе к пятидесяти, чем к сорока. Но фигура у женщины была стройная, как у подростка. Занимается спортом и проводит много времени на свежем воздухе, предположил Харри.