Он отозвал Елену в сторону, Аля, получив передышку, затихла, скорчилась.
– Я не смогу спасти обоих. У нас не хватит лекарств, времени тоже нет.
– И что ты предлагаешь? – женщина посмотрела испуганно, в ее глазах плескалось отчаянье.
Дмитрию не хотелось произносить вслух. Снова решения, снова распоряжение чужой жизнью.
– Ребенок погибнет, – наконец, выговорил он.
Медик помрачнела, затеребила рукав.
– Ты точно не сможешь помочь двоим? – в ней боролись здравый смысл и не вытравленная даже за двадцать лет установка: «прежде спасай ребенка».
– Нет. Либо младенца, либо ее. И я решение принял.
Елена отвернулась, выругалась под нос.
– Делай. Если ты уверен, делай.
Дима снова присел рядом с Алевтиной, Лена ушла за прокипяченной тканью, оставив их наедине.
– Ты меня слышишь? Послушай, милая, девочка моя, сейчас будет больно, очень больно, но потом тебе полегчает. Слышишь меня? Я с тобой, рядом, пожалуйста, потерпи немножечко, хорошо? Потом станет легче. Я люблю тебя.
Аля смотрела доверчиво, с надеждой, ее карие глаза были широко распахнуты, и в них была мольба, просьба о спасении. Юноша взял ее за руку, целовал тонкие пальцы, прижимал к щеке, и в этом жесте беспредельной нежности было все то, что многие годы жило и копилось внутри, запертое в клетку цинизма и жестокости. Сейчас оно выплеснулось наружу, на эту почти незнакомую девушку, в которую молодой ученый влюбился в одно мгновение и без памяти, презрев все условности и доводы разума. Как ему хотелось облегчить ее мучения! Как хотелось закрыть собой от всего мира…
В комнату вернулась медик – хмурая, злая, видимо, она успела посоветоваться с кем-то еще, и ее накрутили по полной.
Дима встал, размял пальцы, ополоснул руки горячей, почти обжигающей водой. Как справиться одной рукой? Вторая висела плетью вдоль тела, бесполезная и чужая.
– Приступаем. Лена, все мои указания выполняешь четко, быстро, но без суеты. Аля, соберись и терпи. С богом!
Юноша выдохнул, справляясь с чувствами и эмоциями. Представил, что на месте девушки лежит одна из многочисленных рожениц бункера военных, одна из тех женщин, чья боль и дальнейшая судьба ему были практически безразличны. Так было нужно. Так проще было унять дрожь в руках.
А дальше все смешалось в бесконечную круговерть – крики Алевтины, его собственный голос, строго и бесстрастно отдающий распоряжения, кровь на руках, на грязном матрасе. Не было только плача новорожденного. Его тельце с деформированной, будто скомканной головкой Лена завернула в тряпки и унесла.
Капли зеленки на почерневших джинсах, конвульсивно подергивающаяся ладонь Али с изломанными ногтями. Все позади.
– Все кончилось, родная. Больше не будет больно, все кончилось, все хорошо, – шептал Дима, обнимая девушку. Она прижалась к нему, горячая, потная, сжала в своих ладонях его руку и не хотела отпускать.
Они уснули вместе – Алевтина на матрасе, укрытая одеялом, юноша – рядом, на бетонном полу, не выпуская ее ладони из своей. Минувшие сутки измотали их обоих, не было сил говорить, задавать вопросы. Сон. Только целительный сон – спасение.
* * *
Дима проснулся, когда его настойчиво потянули за рукав рубашки.
– Мы ошиблись в расчетах! – тревожно прошептала ему в ухо Алевтина.
Юноша приподнялся на локтях. Аля была совсем бледной, губы искусаны, запеклись болячками, грязные спутанные волосы прилипли ко лбу. Карие глаза были почти безумными.
– Я знаю. У нас есть сутки. Только вот что делать дальше, не представляю. Тебе на восстановление нужно не меньше недели, а у нас ее нет.
Девушка раздраженно тряхнула головой и села.
– Нам не нужно идти в Москву. В метро нас ничего хорошего не ждет. Да и куда? Медведково и станции вниз до ВДНХ нежилые, на ВДНХ нас не пустят, у них своих проблем выше крыши. На Алтуфьево и дальше тоже нам не особо рады будут, Комсомольская и прочий Бульвар Рокоссовского – под коммунистами, поставят к стенке – и расстрел. Щелковская и Первомайская перенаселены, там своих идиотов хватает, и без нас обойдутся, – длинная тирада далась девушке с трудом, Алевтина уронила голову на подушку и закрыла глаза.
– Не темни, – недовольно перебил Дима. – Ты что-то знаешь, ведь куда-то тебя понесло в ночь, сквозь пургу. Куда мы должны пойти?
– В Загорянку. Там большой бункер под бывшей воинской частью. Там нас должны принять.
– Должны принять, или ты туда таки добралась и договорилась, что нас примут? Аля, скажи честно, ты уверена, что нас там ждут? Я не стану сейчас задавать вопросов, откуда ты это знаешь, просто скажи точно. До Загорянки далеко, если нам не откроют, без жертв не обойдемся, идти обратно через Лосиный остров, кишащий всякой дрянью и грибами, не лучшая идея.
– Жить хочешь? Тогда – в Загорянку, – раздраженно бросила девушка. Она прижалась щекой к его ладони и резко села. – Что с твоей рукой?
В тусклом свете лучинки было заметно, что пальцы потемнели, Дима не чувствовал ничего ниже запястья.
– Ах, это. Ерунда. Наверное, – невнятно пробормотал он, мысли были где-то совсем далеко.
Договорить им не дали, в комнатку влетела Лена и потянула Дмитрия за собой, он даже не успел спросить, что происходит.
Двое мальчишек лет четырех, может, меньше, тяжело дышали, скорчившись в углу, невнятно взрыкивали сквозь хрип. Молодой ученый побледнел. Очень уж хорошо ему было знакомо это состояние, сколько опытов было проведено, и начиналось все так же…
– Всех в зал, быстро! – выкрикнул парень, бросаясь к рюкзакам. Там, на самом дне, бережно завернутое в тряпочку, было их спасение.
– Что происходит? Что случилось? – слышались выкрики. Дима раздал по несколько кусочков мха каждому из присутствующих и заставил съесть. Жители Нагорного морщились, но послушно жевали, после рассказов Дениса об их приключениях на поверхности и почти чудесного спасения Али с юношей не решались спорить.
Дмитрий на пару минут вышел к Алевтине, потом вернулся и остановился в центре. В его походке и дерганых движениях была паника. Он успел переговорить с Бугаем, дети почти всю ночь играли у дверей, взбираясь туда-сюда по лестнице, а значит, сомнений быть не могло.
– Я ошибся в расчетах. У нас нет двух недель, нужно уходить. Прямо сейчас. Час – на сборы, с собой берите только нужное, мы идем в Загорянку, там большой бункер, будем стучаться к ним. Переход в метро невозможен. Больные малыши вдохнули слишком большую концентрацию грибов, процессы в их организмах необратимы. Чтобы этого не случилось с нами, нужно бежать, и как можно скорее, – голос ученого прозвучал совсем безнадежно.
Дима не знал, правильно ли они поступают, ничего не слышал про Загорянку и принял решение, поверив Але на слово. Ему повезло, последние несколько дней позволили «заморышу» завоевать если не полное доверие, то, как минимум, авторитет. Значит, так нужно…