– Так. Ты – за Геннадием, – полковник кивнул солдату, потом повернулся к Диме:
– А ты – со мной. Шагом марш.
Они вновь поднялись на первый этаж, остановились у двери карцера.
– Вмешаешься – накажу, – предупредил Дмитрия Рябушев. Юноша отошел в сторону и замер у стены.
Через несколько минут явился Доктор Менгеле, и почти сразу после него в коридоре показалась Марина.
Она пошатывалась на ходу, была бледна, как смерть. Скользнула взглядом почти равнодушно по нашитому на рубашке Димы номеру и встретилась с ним глазами. В них было такое беспросветное отчаянье и скорбь, что юноша не смог выдержать этот взгляд, отвернулся.
– Ну, вот, собственно, и момент истины. Сейчас нужно будет решить, что делать с твоим пленником, – обратился к женщине полковник. – Открывайте, что ли.
Часовой открыл дверь карцера, Алексеева бросилась туда, упала на колени перед Женей, обняла его, что-то говорила тихо-тихо, так, что не разобрать было слов, утешала.
Рябушев раздраженно посмотрел на нее, велел отойти.
– Хватит! Евгений совершил преступление, он за него ответит. Ты больше не будешь его выгораживать. Надоело! – рыкнул полковник.
Доктор Менгеле вошел в карцер, Дима не видел, что там происходит, но оттуда послышался настолько отчаянный крик, что у юноши похолодело внутри.
Марина стояла у стены, сжимала кулаки и кусала губы, но не вмешивалась.
Геннадий вышел из камеры и насмешливо взглянул на женщину.
– А ты жестокая. Твой несчастный Женечка умирает, и подыхать он будет долго и мучительно. Медикаменты нынче в цене, зачем продлять страдания того, кто уже обречен? Не лучше ли пустить ему пулю в лоб? – протянул ученый.
– Спасите его! Гена, пожалуйста, я сделаю что угодно, только спасите его!
Дима смотрел на ее перекошенное страданием лицо, каждая клеточка в нем отзывалась на ту душевную боль, которая мучила Марину. Новое, непривычное чувство заставляло его бесконечно думать, изводило и тревожило, но вместе с тем он ощущал, как просыпается окаменевшая за многие годы душа.
Доктор Менгеле бросил недовольный взгляд на своего ученика, но сейчас его больше заботила Алексеева.
– Зачем? Чтобы он прожил еще месяц и все равно отправился к праотцам? У него отказали почти все системы организма. Забавный опыт вышел. Острый токсический гепатит развился всего за два дня, повышенная возбудимость нервных окончаний, риск инфаркта. В любой момент он может загнуться от болевого шока. Вот если бы он был моим образцом…
– Нет! Это вы его убили! Это все из-за того транквилизатора! – в отчаянии закричала Марина, совершенно лишившись самообладания.
Дмитрий опустился на корточки у стены, больше всего на свете ему хотелось исчезнуть, не существовать больше.
«Это сделал я. Убийца, убийца! Женя, прости меня… Прости меня… Прости меня…» – он, как молитву, повторял одну и ту же фразу. Ему было плохо, как никогда раньше. Если бы сейчас Доктор Менгеле приказал пытать его, бывшему ученому стало бы легче. И от таких мыслей становилось еще хуже.
– Побочные эффекты непредсказуемы, – пожал плечами Доктор Менгеле. – Парень – не жилец. Видимо, действие препарата наложилось на общий стресс, и ослабленный организм не справился. Твоему Женечке осталось несколько часов, в лучшем случае.
«Вы знали, что так будет! Лжец! Мерзавец!» – Диме хотелось кричать, обличать своего учителя и каяться самому, бесконечно просить прощения у этих двоих и у всех тех, кто был раньше.
– Ты хотела, чтобы твой Женя был свободен, – жестоко начал полковник. – Я не буду отдавать расстрельный приказ, если ты так просишь. Я отправлю его на поверхность. Пусть природа решит все за нас.
Она упала перед ним на колени, умоляла, плакала, но полковник был непреклонен. Женю вывели из камеры, силой поставили на ноги.
Дмитрий смотрел на него, не в силах оторвать взгляд, но предпочел бы никогда этого не видеть. Окровавленная футболка задралась, оголяя впалый живот и выступающие ребра. Лицо – цвета бетона, искусанные губы, фиолетовые кровоподтеки.
– Что же я наделал… – едва слышно выговорил бывший ученик доктора.
Юноша замер у стены, уткнувшись лицом в колени, не в силах смотреть. Он слышал, как кричала Алексеева, она просила милосердия.
– Мы еще встретимся, в этом мире, или в другом!
Тяжелая гермодверь захлопнулась, и все стихло. Тогда Дмитрий наконец решился поднять голову.
Марина лежала на полу без сознания, похожая на куклу, разметав по сторонам руки. Доктор Менгеле что-то раздраженно выговаривал полковнику, но слишком тихо, чтобы разобрать слова.
– Вы лжец, Геннадий Львович! Лжец и подлец! – громко сказал бывший ученик, поднимаясь на ноги.
К нему тотчас подскочили часовые, скрутили руки за спиной, не давая пошевелиться.
Ученый и Андрей Сергеевич обернулись к нему, даже Алексеева пришла в себя, вынырнула из своего мучительного оцепенения и подняла глаза.
– Это мое последнее слово, я отказываюсь иметь с вами дело, вы – трусливый мерзавец, а вы его покрываете, товарищ полковник! – безумно выкрикнул Дима, зная, что будет потом.
По приказу Андрея Сергеевича его затолкали в тот же карцер, откуда несколько минут назад вывели Евгения. Как сказал полковник, до выяснения обстоятельств, хотя даже полному идиоту было понятно, что юноша больше никогда не выйдет на свободу.
Марина остановилась возле двери, приоткрыла створку смотрового окна.
– Дима, ты поступил правильно. Я – не твоя союзница и по-прежнему проклинаю тебя, но этот поступок достоин одобрения. Будь верен себе до конца, – тихо и грустно сказала она.
– Да идите вы к дьяволу… – устало выговорил Дмитрий. Порыв безрассудной отваги лишил его последних сил.
Послышались легкие торопливые шаги, решетка захлопнулась и наступили тишина и темнота…
Глава 5
Идущий на смерть
«Депривация сна нарушает когнитивные и психомоторные функции».
Эта фраза отчего-то крутилась в голове у Дмитрия, когда он, задремав на несколько минут, был снова мучительно разбужен светом фонаря в лицо и командой «Встать!».
С трудом выговорив свой номер, он снова опустился на холодный бетон. Когда часовой распахнул дверь карцера, заключенный открыл глаза, и единственное, что он смог вспомнить, – что нужно подняться и сказать «Триста четырнадцать». В тот момент он не помнил ни своего имени, ни где находится, только цифру, которая врезалась в память клеймом. Встать и назвать номер. Тогда, может быть, удастся избежать ударов и забыться, хотя бы на пару мгновений.
Дима потер глаза руками. Сонное оцепенение спало, в голове прояснилось.
– Депривация сна нарушает когнитивные и психомоторные функции, – вслух повторил юноша мысль.