Преданный и проданный - читать онлайн книгу. Автор: Борис Павленок cтр.№ 90

— Батюшка Григорий Александрович... — Перед ним страшным сновидением возникла Мавра Шувалова. — А я решила, что ты ослеп. Ужо как напужалася! Сколько лет, сколько зим...

Отшатнувшийся было Потёмкин постарался загладить невежливый свой испуг:

— Считай, шесть... нет, семь.

— Летит, летит времечко... Ты Полиньку помнишь мою?

В мгновение вывернулась откуда-то Поликсена, жадно заглядывающая ему в глаза.

— Как не помнить... — Потёмкин приложился к ручке своей случайной любви, метнув глазами в стороны — как бы улизнуть.

Но Мавра — хитрая бестия! — опередила:

— Вы поворкуйте тут, а я... — И мигом растворилась в гудящем рое.

— Я вас не видел давно, — прохладно-вежливо сказал Григорий. — Где изволите скрываться?

— При детях князя Чурмантеева.

— Он разве в Петербурге?

В Оренбурге. — Полинька невесело усмехнулась своему каламбуру. — Я проездом из Киева, буду тут три дня.

Потёмкин оглядел Поликсену: по-прежнему хороша, свежа и привлекательна, да и мушка приклеена едва ли не у подбородка, что по негласной дворцовой договорённости значит — сегодня готова на всё.

— Прошу покорно извинить, — услышал Григорий вкрадчивый голос ливрейного служителя. — Вас, Григорий Александрович, ждут-с в оранжерее его сиятельство.

Потёмкин поднёс к губам покорную ручку Поликсены, но прежде чем поцеловать, пустил пробный шар:

— Если позволите, где вас сыскать?

— В доме Алексея Петровича Бестужева, — ответила быстро она и чуть-чуть сжала пальцы Потёмкина.

В оранжерее посреди диковинных растений и цветов была устроена беседка для небольшой компании. Витые колонны, покрытые позолотой, поддерживали некое подобие шатра из серебристой ткани с прозолотью, ажурные решётки белым кружевом ограждали восьмигранный помост, посреди которого размещался стол. Сооружение говорило не столько о хорошем вкусе, сколько о расточительстве хозяина. Компания собралась невелика — Григорий и Алехан, Федька да Шванвич, Пассек с гетманом Разумовским. Неожиданно для себя Потёмкин обнаружил здесь Мировича. Стало быть, как раз восемь персон — по одному на каждую грань стола. Григорий поднялся навстречу и по праву хозяина пригласил:

— Садись, Гриц. Я, первое, решил вызволить тебя из когтей Мавры, а второе, знаю, ты удачлив, спасай от разору — Мирович опять чудеса вытворяет, обчистил всех за два часа... Шампанского?

— Сам знаешь, не охотник я до хмельного. Да и в игре надо голову иметь светлую.

— Ер-рунда, — изрёк Мирович, тасуя колоду. — Главное — удача. Как говаривает его светлость Алексей Григорьевич Разумовский, важно ухватить судьбу за чуприну.

— Давно в Петербурге? — опросил Потёмкин. — Всё небось имение отсудить хотите? Пустое дело, Сенат отказал.

— Вот я и беру судьбу за чуприну, — блеснул зубами Мирович, не то улыбаясь, не то щерясь, и принялся быстро тасовать колоду, карты скользили у него меж пальцев словно сами по себе.

— Ты в памяти уже нетвёрд, Васенька, — сказал гетман. — Брось на сегодня игру.

— Неправда, извините, граф. У меня голова нынче чище, чем сиротская слеза. — Мирович выгреб из кармана груду каменьев и золотых монет, бросил на стол.

— Василий Яковлевич... — снова заговорил гетман.

— Кто ещё? — Мирович пропустил между пальцев колоду. Был он мертвенно бледен, черты лица заострились, глаза зияли чёрными провалами. — Господин Потёмкин?

Григорий засмеялся.

— Да ты небось рака от таракана отличить не сможешь.

— Я решительно требую сатисфакции... Теперь это дело чести, прошу.

— Господа. — Потёмкин развёл руками. — Бог свидетель, я вынужден.

Потёмкин выложил из кармана несколько камешков и монет, положил возле себя. Мирович посмотрел ему в глаза — нет, он не был пьян, этот армейский поручик, взгляд его показался Потёмкину бешеным. Мирович выдал карту Потёмкину, сбросил себе, снова Потёмкину, хотел опять себе, но Потёмкин придержал руку:

— Ещё мне.

В глазах Мировича появилось некое смятение, но карту он выложил сопернику: это было его право — просить третью. Потёмкин перевернул свои карты вниз рубашками и принялся отделять от казны Мировича ровно столько, сколько было у него.

— Может быть, хватит, Василий Яковлевич?

Мирович разорвал новую колоду, предложил Потёмкину снять, но тот махнул рукой:

— Себе.

— Мне.

— Себе.

— Мне.

— Дана.

— Хватит.

Мирович и Потёмкин встретились глазами и замерли. Игра — не столько удача, сколько поединок воль и расчётов, умение высмотреть в глазах соперника сомнение, надежду, уверенность, намёк, интуитивно появляющийся и исчезающий. Мирович медленно доставал карту, но не успел.

Потёмкин крикнул:

— Снизу!

Мирович бросил колоду, отсчитал проигрыш. Потёмкин аккуратно собрал выигрыш в карман, оставив опять ровно столько, сколько было у Мировича.

— Не верите, что расплачусь?

— Уравниваю. А может, всё-таки довольно?

Вместо ответа Мирович протянул неразорванную колоду Потёмкину:

— Теперь вы.

Последний кон был молниеносным: карта — взгляд, ещё карта — ещё взгляд, карта, карта... И Мирович встал. Щебетали канарейки да что-то урчали мартышки в вольере.

— Яко наг, яко благ... Я пошёл, господа. — Пошатываясь, он выбрался из беседки.

— Погодите, карету вызову! — крикнул Орлов, но Мирович лишь вяло отмахнулся.

— Обидели хлопчика, — сочувственно проговорил гетман.

— Этот хлопчик ещё немало горшков набьёт, — усмехнулся Григорий Орлов. — Всё случая ищет.

— Насчёт случаев это ты у нас мастак, Гришенька, — хохотнул Федька.

— А ты не вякай... Нам, Орлятам, не на случай, на себя надеяться надо. Захотели — сотворили царицу, захотим — переталдычим. Как думаешь, Алехан, месяца хватит, ежели сватам моим откажет?

— Ври, да знай меру, — сурово промолвил гетман Разумовский. — Может, за месяц и переталдычите, да только мы вас до того за две недели перевешаем, понял? — И встал. — Спокойной ночи, господа.

Глядя вслед гетману, Григорий Орлов сжал в побелевших пальцах колоду карт, потянул, и она разошлась на две половинки.

— Не серчай, Григорий Григорьевич, — сказал Потёмкин. — Гетман прав — сугубую тайну не след афишировать.

— А ты не встревай промеж нас, замечаю, больно услужлив её величеству, да и она, ровно шлюха, ногами елозит, завидя твой кочан смоляной.

— Не гоже так про царицу. — Потёмкин аж почернел, но сдержал себя.