Преданный и проданный - читать онлайн книгу. Автор: Борис Павленок cтр.№ 136

— Толмача ко мне! — кричит офицер.

Толмач переводит речь рыжебородого старика в высокой шапке:

— Гяуры совершили святотатство, осквернили взорами обнажённых женщин и девушек... Они подлежат смерти.

— Женщины? — Офицер делает вид, что не понял.

— Мужчины. Выдай их нам, они скрылись в лагере. Иначе мы казним своих женщин.

— Мои солдаты не отлучались.

— Но гяуры прибежали сюда. Выдай их. Евнухи видели.

— Хорошо, я построю солдат, пусть евнухи войдут и укажут в лицо осквернителей.

— Они были не солдаты, и их легко узнать.

— Разрешаю обыскать лагерь...

Мурзы нерешительно мнутся.

— Это обидит царицу.

— Я доложу царице, и она накажет обидчиков, если это наши люди.

Послы, как провинившиеся школьники, стояли перед Екатериной, обряженные в военное платье.

Офицер отсалютовал:

— Могу идти, Ваше Величество?

Кивнув офицеру, Екатерина обрушилась на знатных шелопаев:

— Вы грубо нарушили посольский этикет, и я должна выслать вас немедленно из России, но отправить отсюда с малой охраной — это всё равно что выдать татарам, а там — верная смерть, выкупа не возьмут. Прошу ни на шаг не отлучаться из расположения полка.

— Мы сданы в солдаты? — Сегюр, как всегда, насмешлив. — На какой срок, Ваше Величество?

— Вам шуточки! — гневно сдвинула брови Екатерина. — Целость Российской империи возможна, лишь когда народы будут чтить обычаи друг друга! Вам не понять, что Россия — это огромная куча хвороста, которая может возгореться от единой искры.

— А к вам мурзы, Ваше Величество, — сообщил вошедший Нарышкин.

— Может, примем вместе? Или предоставите мне одной есть плов, который вы приготовили? — Екатерина зло усмехнулась. — Ладно уж, скройтесь с глаз, до отъезда из Крыма форму не снимать... Пусть войдут!

Трое мурз, судя по длине бород, самых уважаемых, в богато расшитых халатах и цветных сапожках, высоких шапках, едва переступив порог, повалились в ноги.

Она велела:

— Встаньте, уважаемые.

Двое поднялись, а третий остался лежать ниц и что-то быстро говорил, сокрушённо хлопая по ковру ладонями. Нарышкин и дежурный адъютант пытались поставить его на ноги, но хитрый старикашка поджал ноги и, как ни старались привести его в вертикальное положение, кувыркался неваляшкой. Лишь когда зазвенели фарфором и стали разливать чай, он успокоился.

Екатерина опередила жалобу:

— Уважаемые, я извещена о тяжком преступлении, которое было совершено в Бахчисарае. Двое моих солдат, не зная местности и обычаев ваших, случайно вышли к купальням. Оба поклялись, что не видели женщин, лишь слышали смех и плеск воды. Поскольку у русских тоже не принято зреть чужих жён раздетыми, солдаты убежали. По возвращении в Петербург я отдам их палачу для пытки, чтобы выведать истину. Если вину докажут, оба будут казнены, без процедуры допроса я не могу наказывать. Уважаемые, я польщена тем, что вы пришли искать ко мне защиту и справедливость, и хочу просить, чтобы впредь, пока я буду на крымской земле, при мне находились неотлучно ваши толмачи и охрана. Прошу, угощайтесь.

Мурзы важно молчали и пили чай. Заиграла музыка. Лакеи внесли и поставили перед каждым по золочёному сервизу. Глаза у гостей радостно вспыхнули, но лишь на миг. Они продолжали пить чай. Екатерина и Потёмкин потели вместе с ними. Мурзы разом перевернули чашечки дном кверху и встали. Лакеи тотчас же подхватили подарки и стали рядом с ними.

— Великая царица, мы верим тебе. Мы ещё раз узнали мудрость ума твоего, узрели чистоту души, коль ты доверяешь драгоценную жизнь свою нашим нукерам. Ни один волос не упадёт с головы твоей и всех урусов на нашей земле. Обычай гостеприимства священен.

Неуёмный жалобщик вставил своё слово:

— Когда свершится казнь над осквернителями купальни, ты, о добрейшая из добрых, пришлёшь нам головы казнённых?

— Согласно обычаю предков они должны быть захоронены в родной земле, но я приглашаю тебя, почтенный человек, приехать в Петербург, чтобы увериться в твёрдости моего слова.

Мурзы раскланялись и пошли к выходу. Жалобщик задержался и, показав на ковёр под ногами, что-то сказал, толмач перевёл:

— Почтенный Акрам Ходжа очень похвалил ковёр.

— Я пришлю его почтенному Акраму Ходже.

На востоке громоздились горы, а здесь, где пролегал путь царского поезда, земля была лишь всхолмлена. Строй нукеров окружал Екатерину и Потёмкина, ехавших верхами. За ними под охраной русских солдат двигались Мамонов и обильно потеющий Нарышкин, дальше свита, генералы. Кобенцль и австрийский император Иосиф резвились, пуская коней по холмам. Солдатский караул, замыкающий колонну, возглавляли Сегюр и Фитц-Герберт в капральских мундирах вместе с другими младшими офицерами.

Там, где дорога позволяла, показывали свою удаль джигиты, бешено крутились дервиши. Пыль, жара, визгливые голоса дудок, удары бубнов. В одном из распадков дорогу перегородила цепь конников. Встревоженно блеснул глаз Потёмкина, рука потянулась к седельному пистолету. Но над головами вершников всплеснуло российское знамя.

И всё же Потёмкин буркнул:

— Шла бы ты в карету, Катерина.

— Боишься?

— Жду выстрела из-за каждой горушки.

Конники мчались вскачь. Уже стали различимы русские мундиры.

Один из подъехавших представился:

— Контр-адмирал Ушаков, здравия желаю, Ваше Величество.

— Или я тебя не знаю, Федя, что так официален? Долго ль нам биться в седле?

— Горушку перевалим и будем на месте. Как раз к темну.

В сумерках поднимались к шатру по ступеням, вырубленным в ракушечнике. Вошли как в сказку — коврами укрытые стены, золочёные канделябры, белые крахмальные скатерти, хрусталь, изящная посуда. Свежий ветерок колыхал бахрому отделки.

— Уф! — Екатерина сбросила за спину плащ, подхваченный матросом, встряхнула головой, распуская волосы, и они прокатились волной по спине.

Пробежали с тазами и полотенцами матросы, давая умыться.

— Прошу к столу, — позвал Ушаков.

Екатерина оглядела стол — накрыто как-то чудно, с одной стороны, кресел нет. Пробежали за спинами легконогие матросы, расставляя бокалы с шампанским. Ушаков и Потёмкин переглянулись и разом погасли все свечи, упал громадный ковёр — и перед глазами открылась дивная картина: вдоль лунной дороги стояли лучом к горизонту большие и малые корабли, стайками сгрудились суда вспомогательного флота. Гости онемели от восторга.

Закричали «ура!», зааплодировали. Над морем раздался пушечный залп. Взлетела зелёная ракета, залп. Ещё залп, ещё — сто один выстрел. Ушаков вскинул ладонь к шляпе: