Преданный и проданный - читать онлайн книгу. Автор: Борис Павленок cтр.№ 121

— О!

Матти ответил вопросительно:

— О?

— Моччиморти?

— Матти Морти, — ответил Мочиморда. — Растрелли?

— Си, си... Русо?

— Но, но, — отрицательно и энергично возразил Матти. — Итальяно.

— О! — восхитился Растрелли.

— О, — достойно подтвердил Матти.

Растрелли засмеялся и, извлёкши из кармана блузы карандаш, приладил меж ног кариатиды, нарисованной на планшете, стоящем возле.

— Карашо?

— Во! — совсем по-русски выставил большой палец Матти.

А святой отец потянул сзади за рукав.

— Разъясни-ка, сын мой, где здесь полночь, где восход, куда повернут главный вход храма.

Растрелли повернулся к игумену:

— Маэстро итальяно, он плёхо понимает руски. Я давайт поясненье.

Генерал-прокурор Глебов, обалдев от обилия картинок, забыв, что императрица есть лицо неприкосновенное, тронул её за рукав.

— Деньжищ-то тыщи и тыщи, где взять?

Вместо неё ответил Потёмкин:

— Откупа на соль, пушнину и другое возвернём казне от частных лиц. Да и вам придётся попотеть, я заглянул нечаянно в реестры сборов — кругом либо недоимка, либо воровство. Не так ли? Вот, скажем, тагильское дело ведомо ли тебе?

Глебов отвёл глаза и, уходя от ответа, озабоченно покачал головой.

— А людей и вовсе не напасёшься.

— Солдаты и матросы — неча им в мирное время хлеб точить зазря... Сгоню своих крестьян, куплю на вывод, арестантов твоих перекинем из Сибири... А сколь в бегах крестьян барских ли, монастырских — всем отпущение грехов будет на землях южных.

Глебов аж засветился от радости.

— А помещички с вами что за крестьян своих сделают?

— А что с помещиками маркиз Пугачёв делает? Перестанем пять шкур лупить с мужика, он и не побежит.

Екатерину атаковал посол французский Бреттейль:

— Следует ли понимать, что Россия намерена усилить свою политику на юге Европы?

— Моя сестра Мария-Антуанетта Австрийская тоже имеет интерес в придунайских странах, думаю, и с ней, и с Францией поладим.

— А вас не тревожит, что громкие русские шаги у Чёрного моря станут неприемлемы для Франции?

— Ах, месье Бреттейль, каждый живёт по средствам. Франция делает что может, а Россия — что хочет.

— Смелое заявление, Ваше Величество, я восхищен.

— А я восхищаюсь вашей смелостью, господин посол. Вы же не побоялись написать своему патрону, что Фридрих зовёт меня «Тартюф в юбке».

— Ваше Величество, это не для вас — для него оскорбительно.

— Не смущайтесь, граф, вы и Фридриху воздали должное, заметив, что он, как и я, любит молоденьких мальчиков. Мой посол в Берлине может проинформировать о вашей эрудиции короля Пруссии?

— Мне просить об отставке? — напрягся Бреттейль.

— Мужчинам я советов не даю, сударь... — Панин кашлянул, Екатерина обернулась. — Вас что-то смущает, Никита Иванович?

— Мало сказать, драгоценная вы наша. — Он подставил руку кренделем, приглашая отойти. — От нынешнего представления Европа с ума сойдёт. Полный поворот с севера на юг, и, едва заключив мир, мы авансируем туркам новую войну?

— Вспомните любимого Фридриха: заключая мир, готовься к новой войне.

— Но не так же открыто. Чего вы добиваетесь?

— Дать понять, что Россия — мощная держава, и я хочу, чтобы ни одна пушка в Европе не выстрелила без моего разрешения.

— С его помощью. — Панин кивнул в сторону Потёмкина.

— И с вашей, Никита Иванович.

— Но вы же альянс с Пруссией начисто отвергаете.

— Наоборот, сообщите своему патрону и наставнику в Берлин, что Россия гостеприимно открывает двери для всех немцев и приглашает: милости просим безземельных и бедных на свободные земли в Поволжье и Тавриде. И пусть идут без ружей и пушек, места всем хватит. Обещаю семье каждого переселенца безвозмездную ссуду...

— Тоже его идея? — спросил Панин.

Екатерина ответа не дала, пошла к трону. Потёмкин помог ей взойти, сел рядом и горделиво окинул взглядом зал. Присутствующие, разбившись на группы, гудели, точно пчёлы. Не все — кое-кто дремал, устроившись в креслах.

— Ваше сиятельство, — услышал он шёпот дежурного камергера и обернулся: в дверях показался Степан Шешковский.

Потёмкин сошёл на паркет. Шешковский, приблизясь, шепнул только:

— Доставлен.

Торжественность государственного дебюта Потёмкина увенчалась званым вечером в его усадьбе. Приезд императрицы в дом фаворита был сигналом для всей знати — подходы к не очень большому танцевальному залу были забиты, гремел оркестр. Успех и вдохновение сделали Потёмкина ещё значительней и ярче. Таким сверкающим и блистательным во всём — одежде, движениях, украшениях — был он в своей жизни, возможно, ещё один раз, после победы под Измаилом. Екатерина, правду сказать, выглядела несколько потускневшей, резче обозначился возраст, устала, да и грузновата сделалась. Однако фасону не теряла, двигалась непринуждённо, подчиняясь рисунку танца, и всё же, сойдясь с Потёмкиным в одной из фигур, попросила:

— Уведи потихоньку...

Отошли друг от друга, сошлись.

— Притомилась?

— Так не одна уж прыгаю...

Разошлись, покружились, сблизились.

— Правда? И давно?

— Третий месяц...

— Хошь, на руках сейчас унесу. — Он вспыхнул, загорелся.

— Дурень, подумают, что умом тронулся.

В дверях залы — толкучка, разговор: кто, кого, сколько, кому, где, с кем (сблудил, купил, продал, получил, взял, отсудил, выиграл, проиграл...). Вопросы: почему? зачем? для чего? — не задавались. Скромно притулился прокурор Глебов — дородный, высокомерный. Рядом старичок — кузнечик тонконогий, с тёмным и сморщенным как печёное яблоко лицом, однако тщательно завит, жилистая шея прикрыта белоснежным жабо. Шепчет:

— Чтой-то матушка нынче не в лице.

Глебов насмешливо щурится, отвечает, не глядя на собеседника:

— Такой-то жеребчик, как Гришка, и которую помоложе на нет стопчет, а матушка бабий век доживает... Ишь, кобель, ножками-то выделывает!

— Бают, из Вены пришёл рескрипт о возведении в достоинство князя Римской империи?

— Сама приватно о том просила престол австрийский... Вишь, Святого Андрея пожаловала... О, ленту развесил через плечо.

— Энтот всё нацепит, дай срок... — Кузнечик вдруг метнулся в сторону, а на плечо Глебова легла квадратная ладонь с бархатно-чёрными обводами вокруг ногтей.