Можно всё  - читать онлайн книгу. Автор: Даша Пахтусова cтр.№ 134

Я прожила у него неделю, практически не выходя из квартиры. Мы брали дешевую грибную пиццу в местной сети «Буфет», которую знал каждый студент и нищеброд Харькова, и торчали дома. За это время он слепил мне красивые афиши на все выступления в Украине. В прошлом Макс был рекламщиком, и в этом деле он не мог никому уступить. В тот момент он старался зарабатывать на рекламе всяких Блаблакаров и Badoo, но не то чтобы это приносило большой доход. Видео этого пацана крутили по телику и на мониторах в общественном транспорте, а пиццей его угощала я. Вот она, вся суть. Мы дарим мечту, но платим за это постоянной бедностью. Этот момент взъебал каждого из нас по-своему, и каждый по-своему пытался его решить.

В один из последних совместных вечеров мы завалились смотреть его старые видео. Это были снятые в 2012 году серии реалити-шоу «Автостопом до Гаваны» – передачи, в рамках которой три команды, предварительно прошедшие конкурс, должны были по разным маршрутам добраться из Москвы до Гаваны, попутно снимая классный видеоконтент. Они выполняли задания от аудитории и получали за это билеты на разные виды транспорта.

До этого я не особо смотрела видео Макса, как и не палила полноценно творчество остальных ребят-путешественников. Как говорил Хемингуэй, я ненавидела бы их творчество в любом случае: либо за то, что оно поганое, либо за то, что оно хорошее. Мне хотелось создавать свое, а не слизывать идеи у других, а это в любом случае хоть неосознанно, но произошло бы. Наш мозг – как один большой котел: что туда накидал, такую кашу и сваришь. К слову, по той же причине я практически ничего не читала. Но в удовольствии посмотреть видео Макса вместе с ним я себе отказать не могла. Он нажал на «play» и откинулся обратно на пуфик. Каково было мое удивление: на меня с экрана смотрел красавчик-парнишка с растрепанными волосами и горящими глазами. Его шутки были максимально добрыми, без какой-либо доли появившегося со временем цинизма, совершенно все происходящее приводило его в дичайший восторг. В каждом его движении чувствовалась молодость, жизнь! Мне хотелось перепрыгнуть через экран и гореть вместе с ним. Я представила, как хватаю его за руку и мы бежим взрывать этот мир. Я буквально влюбилась.

– О, эти гетто в Детройде! Ты не представляешь! Оттуда ж вышел Эминем. Мы решили заценить местечко, приехали на улицу с тем самым указателем «8-я миля», все такие на тачке с ноутами и камерами. Выходим, а перед нами напротив через дорогу стоят чуваки черные со спущенными штанами и пушками за трусами. Это было максимально стремное место. Первая половина зданий сожжена нахуй, вторая просто заброшена, а в третьей тусят детишки и их жирные мамки сидят, посасывают пиво из баклах двухлитровых… Короче, я тогда охуел!

Я перевожу взгляд на настоящего Макса и понимаю: со мной сидит уже совсем другой человек. Того растрепанного пацана уже не существует. Даже если бы мне очень захотелось его найти, того Макса больше просто нет. Мне становится страшно и грустно. Я влюблена в него – того, с которым вживую никогда не встречалась. Того смешного наивного парня, который рвется к свободе, ночует на крышах, спит с актрисами спектакля, на который сходил шесть раз подряд… Его больше нет. А это значит, что и меня, купающейся в городских фонтанах, когда на улице ураган, жадно целующей американских мальчишек, танцующей до рассвета, тоже больше нет. Нет. Больше нет. Когда мы успели стать такими стариками? Нам всего по двадцать шесть. Все остальные еще не проснулись, а нам уже впору закрашивать седину.

Вскоре Макс погнал на своем бесплатном Блаблакаре (они его спонсировали) в Киев по делам, а я снова начала катиться вниз. Все казалось бессмысленным. Засыпая, я поняла, что мне совершенно не о ком подумать. Пришли бессонницы. Какой бы свободной и независимой я ни казалась, я такая же женщина, как и все. Я тоже хочу, чтобы меня любили и трахали. И желательно, чтобы это был один и тот же человек. Люди думают, что я живу большими путешествиями. На деле все, чего мне хотелось, – большой любви. Когда я поняла, что с ней обломалось, пришлось придумывать что-то еще.

Я иду по городу и сквозь слезы набираю письмо своей подруге Вике Кершис:

«Я знаю, что нельзя тебе такое писать, потому что ты расстроишься за меня. И я заранее знаю, что ты скажешь. Но можно я просто напишу это? Я иду сейчас по Харькову. Тут поют птицы, началась весна. Деревья, небо… Природа. Тут тихо и спокойно. Улицы пустые. Я иду по ним и думаю: а может, это просто такая судьба? Что, если нет для меня никакой половинки? Я не люблю это слово, как и ты, но ты знаешь, что я имею в виду. Ты знаешь, что «половинка» тут – образное выражение. И что я – целое. А может, мне суждено так и не найти, Вик? Так и не найти. Максим уехал, оставив мне свою квартиру. Завтра у меня хотят брать интервью. А мне нечего сказать, Вик.

Я не могу больше. За последние несколько дней, если мы пили, мне все было мало. Все мало. И бутылки, и двух. Я все хотела утопить себя в алкоголе. Жадно. Но на удивление совершенно не пьянела.

И я не хочу писать. И разговаривать больше ни с кем не хочу. Потому что не о чем. Никита так счастлив. И я наконец порадовалась за него. За эту девочку. За то, что она называет его собаку «нашей». Собаку, которую он взял в приюте из-за меня. Потому что я сказала: «Подари родителям собаку, раз им одиноко, только не покупай, возьми в приюте». А потом я наткнулась на фотки Дэниела, моей денверской любви, в Фейсбуке. У него такая же футболка, как у меня, с японской волной. На той фотографии он в обнимку с девушкой, которая была после меня. Из-за которой он тогда не пришел на встречу со мной. И девушки у них очень похожие. С тонкими губами.

Никто не тоскует по мне, Вик. Нет в мире такого мужчины, кто сейчас меня вспоминал бы. Я перехожу дорогу, и мне хочется, чтобы меня сбило насмерть.

И я знаю, что тут нечего сказать. И только тебе я и могу это написать. Потому что тут нечего сказать. Но я просто хочу, чтобы кто-то знал. Чтобы ты знала. А больше мне не о чем писать. Бензин любви и нежности во мне закончился, а я только на нем всегда и работала. Байк едет еще какое-то время по инерции, разгоняясь на ровном асфальте, а потом резко сворачивает с дороги и летит в пустоту».

В то харьковское утро я психанула, покрасила волосы в розовый цвет и пошла на запись интервью в любимую чайную Сансея с ее хозяином. Я не запомнила его имени. Это был добродушный бородатый мужчина, помешанный на чае. Он вел передачу, которую снимал прямо там, на полу своей чайной. В большинстве случаев его гостями были музыканты, но, поскольку меня хорошо знали в музыкальной тусовке, кто-то предложил ему взять у меня интервью. Вместе с оператором они установили две камеры и лампы дневного света, которые превратили мое лицо в мертвенно-белое, и стали снимать. Уже через пять минут мне стало понятно, что этот бородатый харьковец не только ничего не знает обо мне, но и предельно далек от всей темы путешествий. Его вопросы можно было пропускать мимо, в них не было никакой глубины. Ему хотелось узнать, что же происходит там, за пределами Украины, с пикантными подробностями, в стиле «где мужчины привлекательнее, а женщины раскрепощеннее?» Это я ему и подала на стол, но зареклась, что больше не буду соглашаться на абы какие интервью.