– Из чрева? – Лола проверила, заряжен ли сигнальный пистолет. – Разве грифоны не вылупляются из яиц?
– За такой вопрос они откусили бы тебе голову, крыса! – прошептал ТерТаВа. – Предварительно оборвав по одной все лапы. Нет, грифоны рождают детенышей, как львы. Рее была сестрой Краа, и Чра был в нее влюблен, но Рее не скрывала, что знать его не хочет. Говорят, отцом Шрии был не гриф, а сам Гаруда! И будто бы он поэтому такой пестрый. Но я думаю, что его отец был птицей-пеланги. Они иногда залетают к нам с Суматры.
Птица-пеланги. Как хотелось сейчас Мухоножке снова оказаться в библиотеке Мимамейдра и узнавать мир по книгам, не залезая ни в самолет крысы, ни на плечо гиббона.
– Пригнитесь! – шепотом предупредил ТерТаВа. – Видите тех черных макак? Это охрана. Они без колебаний скормят вас скорпионам-шакалам, если заметят!
Скорпионам-шак… Не успел гомункулус додумать пугающее название до конца, как ТерТаВа одним длинным прыжком перескочил на дерево грифонов. Он перемещался настолько бесшумно, что Мухоножка не мог не восхититься, хотя у него самого от этого прыжка желудок, казалось, выскочил на кончик языка. Может быть, на гиббонов не действует сила тяжести? Другого объяснения он не находил.
Кажется, гиббона и в самом деле никто не заметил. Мухоножка вжался поглубже в густую шерсть ТерТаВа и огляделся по сторонам. Гнезда грифонов нетрудно было отличить от обезьяньих: они намного превосходили их размерами.
Вокруг двух из гнезд вились стайки крошечных птичек, ремонтировавших глиняные стены. Все гнезда были украшены фигурными изображениями, но ни одно не могло сравниться в великолепии с главным сооружением. Замок Краа мог посрамить многие человеческие дворцы. Рельефы, вившиеся вдоль его стен, изображали грифонов на охоте, в схватках с людьми и сказочными чудовищами и… торжествующих над трупом дракона.
– Это все вырезали лори? – недоверчиво прошептал Мухоножка.
ТерТаВа перепрыгнул на ветку поближе к платформе с троном.
– Да. Самые одаренные из них сидят там, за троном. Они могут изобразить любое существо на свете, как живое. Некоторые служат грифонам уже несколько поколений.
На красивой резной скамье за троном сидели, потупившись, шесть лори.
– Мы зовем их «рукодельницами», – тихо рассказывал ТерТаВа. – Не верьте этим скромно опущенным головкам. Все они очень много мнят о себе и своем художестве. Но лучшая из них, Купо, пошла за Шрии, потому что ей надоело прославлять своим искусством жестокость Краа.
– А кто та обезьяна-носач рядом с троном? – поинтересовался Мухоножка.
У носача на рыжеватую шкуру была накинута мантия из попугаичьих перьев; в длинных пальцах он сжимал жезл, как церемониймейстер при дворе средневекового владыки.
– Накал! – пояснил ТерТаВа. – Чтоб ему скорпионы-шакалы оторвали ловкие руки! Чтоб дженглоты выпили его кровь – она поядовитее будет, чем у них! Это личный слуга Краа и его лучший шпион. Кто поссорится с Накалом, долго не проживет.
Накал обвел толпу надменным взглядом. Его резной жезл был из костей. Мухоножка внимательнее пригляделся к платформе, на которой стоял трон. Сначала он подумал, что материалом для нее послужила слоновая кость. Но нет, она тоже была сделана из обычных костей. «Рукодельницы» сложили их в искусный орнамент.
Накал ударил жезлом по платформе.
Мгновенно наступила тишина. Смолкли даже попугаи, целыми стаями сидевшие в ветвях. «Интересно, как им нравится мантия Накала», – подумал Мухоножка. Там было и несколько красных лори, но, на взгляд гомункулуса, все они казались одинаковыми, и он не мог бы сказать, есть ли среди них Ме-Ра.
ТерТаВа спускался все ниже и в конце концов очутился на платформе. Лола, разумеется, без стеснения оглядывала окружавшую их толпу; в конце концов и Мухоножка поддался искушению приподнять голову из шерсти гиббона. К сожалению, две черные макаки загораживали от него клетки. Единственное, что он мог видеть, причем даже слишком отчетливо, были сидевшие высоко над ними грифоны. Ядовитые змеи их хвостов обвивались вокруг веток.
– Погляди, с каким презрением они на нас смотрят! – прошептал ТерТаВа. – Для них все другие создания значат так же мало, как жуки и бабочки, которых сотнями убивают их обезьяны, чтобы украсить их крыльями рельефы на гнездах хозяев. Один Шрии не такой. На него была вся наша надежда. Он рисковал жизнью ради нас, а теперь из-за нас он погибнет!
ТерТаВа долго не сводил скорбного взгляда с огромной клетки, скрывавшей пленного Шрии. Но вот он наконец двинулся дальше, протискиваясь сквозь сутолоку мохнатых тел. Теперь Мухоножка мог рассмотреть остальные корзины. В одной из них он заметил силуэт мальчика. Имя Бена уже готово было сорваться у него с языка. Но это был не Бен. Мальчик прижал лицо к прутьям, и стало видно, что он младше и родом из этих мест. А где же хозяин? Неужели грифоны уже сожрали его и остальных?
Нет. В одной из корзин сквозь прутья мелькнули очки! Лола тоже их увидела. Барнабас! Какое облегчение! На мгновение Мухоножка забыл о клетках и грифонах. Зеленые пальцы, вцепившиеся в прутья рядом с Барнабасом, явно принадлежали Хотбродду.
Да, хозяин тоже там!
Бен крикнул что-то другому мальчику, но Мухоножка не мог разобрать слов. Тишина, к которой призвал носач ударом жезла, продлилась недолго. Приверженцы Краа рычали, гоготали, верещали и гудели в кроне огромного дерева, подобно гигантскому осиному гнезду. Большинство составляли обезьяны. Макаки, гиббоны, лори, лангуры, мартышки и носачи. Их были сотни! Там и сям среди публики попадались также гигантские летяги, куницы и змеи, ползавшие по платформе или обившиеся вокруг веток над ней.
Носач снова стукнул жезлом по платформе, на этот раз трижды, с нарастающей силой. Голоса в огромной кроне пугливо смолкли.
Внезапно наступила такая тишина, что все услышали скрежет страшных когтей Краа, выступившего из ворот своего дворца. Царское гнездо окружали, словно позолоченные шипы на венце, взлетные площадки. Одна из них отбрасывала тень на тронную платформу. Когти хищной птицы делали походку Краа немного неуклюжей, но туловище льва и хвост-змея производили неизгладимое впечатление. Змея извивалась позади Краа, словно выписывая угрозы в густом воздухе джунглей.
Грифон застыл на краю площадки, глядя вниз на своих подданных. Огромный клюв приоткрылся, словно впивая подымавшийся к нему страх; желтые глаза светились такой жестокостью, что Мухоножка на мгновение спрятал лицо в мягкой шерсти ТерТаВа.