Личная нескромность павлина - читать онлайн книгу. Автор: Белла Улановская cтр.№ 37

У другого окна сидела кукла с пустыми чашечками глазниц, с личиком, безжалостно истыканным цветным карандашом, неповрежденными остались только роскошные льняные локоны.

Если вдруг получится у меня короткое спутанное непрядомое полотно — ничего не поделаешь, не голландское полотно для рубах дуэлянтов, а всего лишь пакля льняная.

Придет время и для моего добра, сгодится на что-нибудь путное, а если и на паклю, то латать ею прорехи и зиянья грубо сколоченной, не пригнанной, не сопряженной с сердцем жизни.

Пожестче, нет мяконького котенка на жесткой печке, нет больше мягких лужаек — одни жесткие колеи; посуровей — где уж тут гладь озерная — обманчивая, да и вода речная, — верим по-прежнему, что мягкая, теки, пока позволяют, — зарегулирована полностью; а я бы ее вообще перекрыл, — сказал один начальник, все равно ее пить нельзя; а валенки, они-то по-прежнему мягкие? как бы не так, жесткие, как колодки, и оба на одну ногу, сколько ни разнашивай! Гусиная травка, ложки, муравка, старинные мастера закатывали в носок только что изготовленного валенка клочок овечьей шерстки, но где этот клочок найдешь, разве что на йоркширских вересковых пустошах, где терлись о древние каменные изгороди местные овечки.

— Почему пить нельзя, она что, радиоактивная?

— Я этого не говорил. Просто ее нельзя было пить и сорок лет назад.

— Потому что вся она прошла через охладители действующих энергоблоков?

— Я этого не сказал. Просто она не соответствует ГОСТам, как открытый водоем!

Дом в Гадомле сгорел, не спасла его охранная грамота на двери, огромное бесценное озеро Кезадра, многократно изображенное нашими знаменитыми пейзажистами, вместе с рекой Тихомандрицей будет депортировано на АЭС и скоро будет подключено к системе энергообеспечения «над вечным покоем», скоро еще один пруд-охладитель пополнит семью технических водоемов для снабжения водой строящихся третьего и четвертого энергоблоков.

Что же получается? Сначала появляется художник, произносит слова «Над вечным покоем», слышит заупокойную молитву над этим еще живым озером, затепливает огонек в окошке не существующей на этом берегу деревянной церкви, пишет свой вечный меланхолический пейзаж.

После приходят те, кто приходит, и уже становится озеро Удомля одним из двух прудов-охладителей.

Теперь холодный покой вечности несколько подогревается, очертания берегов и водная гладь летом и зимой скрыты за плотными облаками пара, которые клубятся тем гуще, чем прохладнее воздух.

Конечно, сияющее во тьме зарево огней атомной помогает безошибочно отличить родную Удомлю пассажирам рабочего поезда от каких-нибудь соседних Гриблянки или Брусова, тем более что стоит поезд всего минуту, и проводники и пассажиры чувствуют себя не совсем уверенно, полагаясь друг на друга, пока не развернется панорама великой стройки.

Не так давно потерялся в лесу десятилетний мальчик, отстал от старших. Пропал он в районе Гадомли — места там глухие, и за ночь он мог уйти очень далеко. Трактористы уже начали поиск, но утром стало известно, что его видели в пять часов на железнодорожной станции, он мирно спал на лавке. Как он там оказался, как ему удалось выбраться из леса, оставалось только гадать.

— Понятно, — сказали сведущие люди, — шел он всю ночь и вышел на огни атомной.

Все жизнеспособное население со всего района время от времени непременно направляется за покупками, на атомную, как они говорят.

Ехали как-то в тракторной прицепной тележке. Старик с голой шеей и в ушанке непередаваемой разлапистости, как только и могут ее носить старики — одно ухо опущено, второе приподнято, — стариковской особой лихости.

— Бывают такие ненавистницы, — рассказывает, — только бы гадость сказать: и котенок-то у меня блядун; соседка похвалится — вон дети какие у меня, ангелочки, а она про них скажет — я их драла крапивой, зачем в говно влезли.

— Когда побреешься? — донимают его женщины.

— В гробу побреют! — отвечает старик. — Хоронили тут одного. Стали обивать гроб кумачом, а покойника и не вынули, так и прибили гвоздями насквозь! Крепче будет на х..!

Женщины уже поели, делясь друг с другом хлебом с квадратиками сала, питьем из термоса, постукали по лбам яички, каждая со своей солью. Каждая по своему лбу.

Прямо перед универсамом часто продаются упитанные карпы. Но очереди нет. Их выводят в подогретом озере. Известно, что вкус у них неприятный и мясо как вата. Впрочем, и своя, привычная, выловленная в своей речке Съеже тоже ненамного лучше. Чешуя у рыбки из Съежи сразу отстает, так что и чистить не надо. И вид у нее какой-то не такой — утверждают рыбаки из Астафьева, Котлована и Мортусов.

Шестого октября проясняться стало, я с печки подаю голос: «Первый день — золотая осень».

— Да, — отзывается тетя Нина, — вот в восемьдесят третьем году была золотая осень! Вино было такое. Картошку пахали и дровы пилили — вино было, шли ребята с удовольствием за бутылку. Теперь деньги опять в моды.

Предстояло снова идти в Заселище.

Как еще может называться деревня, из которой даже за хлебом никто не выходит, а вокруг образовалось такое незаселище, что трудно представить.

— Как называется такое место, самое отдаленное, самое глухое, куда не проехать не пройти? — спрашивала я когда-то свою собеседницу в Заонежье, в деревне Тявзия.

— Так у нас теперь самое заглушье и есть, — отозвалась она.

Поглощающая способность продуктивного префикса знаменует быстрое перекраивание границ и территорий. Некогда цивилизованные земли поступают в распоряжение запустения и одичания.

Ну и как там в Заселище? Не появилась ли наконец лошадка, или все так же копают лопатой свои огороды, как они там справляются, что с хлебом, что они делают, когда нужен врач, не убавилось ли злобности и не смягчилась ли хватка у сторожевого пса по соседству, не укоротили у него цепь и не улучшился ли у него характер?

А тот лен, который ушел под снег в поле за Гадомлей и куда меня не пустил светлосерый минувшей зимой, благополучно перезимовал, весной никто не приступился к нему с соляркой и спичками, это поле простояло все лето, и теперь лен все еще там, в урочище Дубны!

Приготовление к новой встрече происходило в определенном направлении.

Лен там, а светлосерый так и сидит среди бела дня все на том же шихане вместе с вороном.

Зимой они выходят на открытые места, где на ветру плотнее снег, а теперь осень, они сытые, им полагается быть в лесу.

К этому времени я значительно преуспела в волковедении. Оценила роль дубинки. Узнала, что если волк перебежит дорогу, то это к счастью, что современные волки не боятся детей, женщин, тракторов и машин, внимательно относятся к мужикам, с ружьем и без.

Некоторое стремление сбить их с толку у меня было.

Но они не обознались. Зато я обозналась, и по-крупному. Приняла их вечернюю идиллию за все что угодно, только не за свидетельство их постоянной прописки, да еще и обругала ни за что ни про что добропорядочное семейство последними словами.