Квартирная развеска - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Галкина cтр.№ 13

Cтраница 13

И этот чудесный хазарский текст мне еще милее оттого, что в Астрахани сто лет назад родился Клюзнер.

А вот третье эссе.

Не так давно получила я его по электронной почте от подруги.

Через некоторое время пришел постскриптум:

Михаил Копылков дважды видел в электричке женщину, которая просила милостыню; была она огромна, слоноподобна, просила Христа ради; наконец, разглядев среди пассажиров одного, который не подал ей да еще и отвернулся, начинала она осуждать его, такой-сякой, бедной нищенке копейки жалко, живешь припеваючи и т. д. Постепенно заводясь, доходила она до воплей, начинала рыдать в голос, а, дойдя до конца вагона, падала на скамейку, обессиленная, и засыпала. В разные дни, в разных поездах сцена повторялась до мельчайших подробностей.

Светская дама, российская писательница, читает в Соединенных Штатах лекцию студентам.

— Я приехала к вам из страны, где главный поэт — потомок темнокожих, имевший собственных белых рабов...

Зал улыбается, она продолжает:

— ...и его застрелил на дуэли красивый белокурый иностранец нетрадиционной сексуальной ориентации, особо не любивший нашего поэта за то, что тот был любитель женщин.

И зал вскрикивает в едином порыве:

— Гоу хоум!

В юности Светлана с Павлом жили в комнате коммунальной квартиры неподалеку от Нарвских ворот. Соседями их были старик со старухой, совершенно брейгелевская пара.

— Ты не смотри, — говаривала Свете старуха, — что старик мой пьяный и ссаный; он у меня партейный.

Однажды Светлана, придя с мужем из мастерской или из гостей поздно, нашла на своем кухонном столе записку от старухи на кривом-косом клочке бумаги, написанную детским почерком двоечницы малолетней: «чис уброло». И недоумевала: что бы это значило? Может, прозевала она свое дежурство по уборке, а старуха убралась чисто вместо нее? Но дни дежурств она перепутать не могла. Утром выяснилось: Павел забыл в ванной свои часы, старуха убрала их, положила в ящик стола.

Больше ничего от стариков-соседей в памяти Светланы не отыскалось, ни имен, ни биографий, незнамо откуда взялись, неведомо как жили, кем были прежде; уброло их чис судьба, даже записки не оставила.

Некогда купила я коробок спичек из города Пинска с бедуином на верблюде среди пальм, графика, силуэты; этот коробок фигурирует в романе «Пишите письма».

И что же? Покупаю семь лет спустя — на днях — упаковку спичек, достаю коробок... спешился мой бедуин! Стоит, держит верблюда в поводу, глядит вдаль, никаких пальм, нет ни оазиса в помине, ни миража: барханы пустыни. Причем, на сей раз коробок из Гомеля.

Так, с двумя коробками спичек в руках, встретила я начало череды несчастий високосного года.

Елена Цветкова, заведующая комаровской библиотекой, прислала мне фотографию миража, увиденного и сфотографированного ею прошедшим летом на Соловках. Когда спросила я — где именно, она отвечала: это Заяцкий остров, место непростое, то ли капища древние тут были, то ли древние захоронения, задолго до войны велись раскопки, а во времена ГУЛАГа была колония для штрафников и беременных женщин, много лагерных могил, в том числе младенческих. На острове всюду мостки, по ним и ходят, тут всё растет медленно, в ареале раскопа двадцатых годов еще не заросла травою земля, одевающаяся в растительность тундры.

— Тут миражи постоянно, — сказала женщина-экскурсовод, — всегда разные.

На присланной мне фотографии на горизонте видна была неземная темная конструкция, то ли увеличенная наковальня, то ли платформа, то ли распластавший крышу с растрепанной стрехою сарай из фильма Тарковского. Большинство здешних заяцких Соловецких миражей нон-фигуративны, как выражаются искусствоведы, то есть как бы беспредметны, трудно угадать что это, и напоминают они тени от сожженных в дни Святочных гаданий комков бумаги.

На излете сна с дачной местностью, незавершенной жизнью полуразобранных старых (с пристройками без окон, без дверей) и недостроенных новых домов, на чьих верандах и террасах горели бумажные китайские фонарики, на одном чердаке хлопнуло окно, и сказал из окна некто: