Квартирная развеска - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Галкина cтр.№ 100

— Нет, снимали сюжет в Доме писателей, я мимо шел, меня за рукав в кадр втащили.

— А откуда вы знаете, что ваши догадки о житейских подробностях верны и «так оно и было»?

— Ведь я писатель, — отвечал Наумов, — стало быть, есть у меня необходимое для работы художественное воображение. Поскольку писатель я талантливый — что вы такое лицо делаете, я не хвастаюсь, я объясняю, констатирую, обо мне всякие лестные слова известный всем Лихачев произносил, если вам доказательства нужны, — воображение у меня отменное. Но — как бы вам объяснить? — характер воображения моего совершенно земной, человеческий, местный, поэтому в отношении того, что было, да и того, что нас ждет, я всегда попадаю в точку. Я тоже хочу вам вопрос задать. Вы узнали Соловка на фотографии: почему?

— У него, если присмотреться, пятнышко на лбу. Бывший шрам, отметинка. Да я его и видел не единожды, он запоминающийся дельфин и необычный.

— Где же вы его видели?

— В трех дельфинариумах: Беломорском, Тихоокеанском и Московском. Я биолингвист и занимаюсь проблемами речи животных. А Соловок по своим речевым способностям от собратьев-белух отличается, он меня всегда интересовал и, если хотите знать, удивлял и очаровывал. Видите ли, до работы со звуковыми сигналами животных занимался я сначала певцами, корректировкой певческой подачи нот, модуляций и проч., связанными с пением, а потом — между нами — работал в закрытом подразделении в группе, специализировавшейся на распознавании голосов и изменении их при передаче на расстоянии техническими средствами биометрической идентификацией личности по голосу.

— Шпионажем баловались?

— Да, но и не только. Юриспруденцию поддерживал, например. И по совокупности явлений много у меня было наработок, был я слухач-тонкач, а прозвище мое было Voiceмэн. Мы занимались созданием систем распознавания речи, независимых от диктора, преобразованиями речевого сигнала в цифровую информацию, скрытыми Марковскими моделями, Байесовской дискриминацией, нейронными сетями. Я занимался моделями акустическими, интенсивность, амплитуда, джиттер, шиммер. Полгода, помнится, интересовало меня субвокальное распознавание речи, регистрируемое датчиками в процессе молчания. Потом я занимался декодерами разного толка, методикой сокрытия речевой информации телефонного канала. Одни сотрудники шли в направлении создания говорящего компьютера, другие — защитой от чужих ушей абонента. Я менял компании не только по воле направлявшего меня в разные звенья нашей неуловимой цепи, но и по личной наклонности и эгоистическому любопытству. У меня были личные достижения и наработки ноу-хау. И по моей системе протестированный Соловок сильно отличался от собратьев своих. Кроме классических пятидесяти звуковых сигналов — т. е. визга, щебетанья, клекота, скрежета, пронзительного крика, рева, кряканья, стонов, человеческого смеха, «репетиции оркестра», «взлета самолета», скрипа дверного, писка, щелканья, взрывного и простого фырканья, трелей, жужжания, свиста, блеяния, ржания, хрюканья, наборов согласных и гласных, ультразвуковых радарных щелчков, — были у него фразы голосовые, не встречавшиеся ни у кого из белух, совершенно загадочные. Я разгадал одну из этих загадок, отчего она стала еще непонятнее. Кроме всего прочего, я попытался ввести в изучение звуковых сигналов и голосов дельфинов основные свойства характеристики человеческого голоса: темп, тембр, высота, речевой тон и так далее. Так вот, голос Соловка обладал в превосходной степени одним из самых непостижимых человеческих голосовых свойств: полетностью.

— Что это? — спросил Наумов.

— Владеющего такой способностью выступающего хорошо слышат люди на большом расстоянии. При этом он не увеличивает громкость. Способность нечастая, я бы сравнил ее с элевацией артистов балета, с природной высотой, легкостью и длиной прыжка. Достаточно вспомнить легендарного Вестриса, Нижинского, Барышникова, то ли утонувшую, то ли утопленную молоденькую Лидию Иванову.

— В этом и загадка, о которой вы упомянули?

— Нет. Кроме всего прочего принимал я участие в смешанных исследованиях, комплексных, поддерживаемых, в частности, анализом энцефалограмм испытуемых. У человека и некоторых животных состояния сна и бодрствования дают совершенно разные записи токов мозга, по их графике легко определить — спит подопытный или бодрствует; но у человека есть еще третье состояние, которое можно сравнить разве что с картиной глубокого спокойного сна здорового сытого младенца. Это состояние — молитва. Так вот у Соловка было набор полушелестов на фоне энцефалограммы, сопоставимой с таковой молящегося человека.

— Может быть, кто-нибудь молился при нем или за него? — предположил Наумов. — И ваш суперсообразительный дельфин пытался молитву повторить? Кажется, у белух разные ареалы, любимые места; может, у монастырских стен плавал да и услышал?

— Вообще-то в Белужьей бухте на Соловках есть заповедный дельфиний клуб, в который с разных широт и долгот заплывают они с неизвестной целью. По правде говоря, поведали мне однажды байку, мол, один из ссыльных, на гибель сосланных священников постоянно пребывал именно на побережье, поскольку работал в шарашке по теме добывания водорослей, из которых заключенным варили суповую баланду, а всем прочим гражданам готовили агар-агар; по слухам, избранный кремлевский повар добавлял его в суфле для Сталина. И этот исследователь-священник по ходу дела проповедовал соловецким дельфинам и рыбам, а также водорослям, как святой Франциск проповедовал птицам.

— Агар-агар... уж не о Флоренском ли вы говорите?!

— Именно о нем. Кроме всего прочего, по преданию основатель Соловецкого монастыря Зосима прибыл на остров верхом на белухе. И тоже, видать, плыл да молился, мне это только сейчас в голову пришло. Так что тренинг многовековой, в годы ГУЛАГа подкрепленный.

— Ваш Соловок мог с отцом Павлом подружиться, и не просто войти в контакт, а полюбить человека, обратившегося к нему лично вслух и мысленно с проповедью и молитвою. Я, между нами, давно пишу о Флоренском. Не для печати. Какая печать. Я всё пишу, знаете ли, не для печати. Иногда что-нибудь чудом издается, мир не без добрых людей. Вы даже не представляете, какой подарок мне сейчас сделали. Конечно, отец Павел проповедывал дельфинам, рыбам и водорослям; чем они хуже птиц? У него была особая любовь к божественным произведениям природы, ко всякой твари Творца. Я не удивлюсь, если параллельно поезду, телячьему транссибирскому экспрессу, увозившему отца Павла в Восточную Сибирь последней ссылки, плыл на Дальний Восток, следуя за полюбившимся человеком, Соловок. Чудом встретились они, радуясь бесконечно, и на Дальнем Востоке. Но вот когда Флоренского снова повезли в Ленинград на расстрел, дельфин за ним не поспел, отстал, замешкался, ошибся, надеялся увидеться на Белом море, а его нежданного друга расстреляли даже и не на берегах Невы, то ли в Левашове, то ли в Лодейном поле, кто знает.

— Думаю, знает именно наш дельфин знанием-чутьем мгновенным неведомой связи безымянных полей.

— Поля времени, например, — сказал Наумов. — А сколько дельфины живут?

— Лет сорок-пятьдесят.