Я, Титуба, ведьма из Салема  - читать онлайн книгу. Автор: Мариз Конде cтр.№ 48

Около пяти часов Ифижен принес мне кролика, которого украл в какой-то хибаре и сейчас держал за уши. Мне, не отличавшейся щепетильностью, когда требовалось предать смерти жертвенных животных, претило убивать невинных созданий, выкормленных людьми. Я не заколола ни одной птицы и не выпотрошила ни одной рыбы, не попросив прощения за зло, которое причиняю им. Усевшись под навесом, служившим мне кухней – довольно грузно, так как мои движения начали становиться неуклюжими, – я принялась готовить зверька. Когда я разрезала ему брюхо, в лицо мне хлынул поток черной вонючей крови; одновременно с этим по земле покатились два комка гниющей плоти, обернутые зеленоватой перепонкой. Запах был таким, что я отпрянула; выпав у меня из руки, нож воткнулся мне в левую ногу. Я вскрикнула, Ифижен поспешил на помощь, отбросив ружье, которое смазывал.

Он и вырвал нож из моего тела, попытавшись остановить поток крови, который тек и тек не переставая. Казалось, что через крохотную ранку из меня сейчас вытечет вся кровь; ее уже набралось целый пруд; это напомнило слова Яо:

– Наша память будет затоплена кровью. Наши воспоминания будут плавать на ее поверхности, словно кувшинки.

После того как Ифижен распустил на корпию все одежки, какие только попались ему под руку, ему удалось остановить кровотечение, затем он перенес меня – запеленатую как младенец – внутрь хижины.

– Не шевелись больше. Сейчас я всем займусь. Думаешь, я не умею готовить?

Едкий запах крови не замедлил проникнуть мне в ноздри, раздражая их; вот тогда в голове у меня и пронеслось воспоминание о Сюзанне Эндикотт. Ужасная мегера! Разве не из-за меня она лежала такая же запеленатая месяцы, годы напролет, купаясь в соке своего тела? Не было ли все это ее местью, которую она когда-то пообещала? Кровь за мочу. Которая из нас двоих опаснее? Я хотела помолиться, но разум напрочь отказался мне служить. Я так и осталась лежать, уставившись невидящим взглядом на переплетение прутьев, поддерживавших крышу.

Чуть позже ко мне пришли Ман Яя, моя мать Абена и Яо. Они находились в Норд-Пойнт, ответив на призыв одного колдуна, когда увидели, что со мной случилось. Ман Яя похлопала меня по плечу.

– Ничего страшного. Скоро ты об этом даже думать не будешь.

Конечно, моя мать Абена не смогла удержаться от того, чтобы не вздохнуть и не проворчать:

– Вот какого дара ты совершенно лишена, так это способности выбирать себе мужчин. Скоро все наконец будет в порядке.

Я посмотрела на нее в упор:

– Что ты хочешь этим сказать?

Но она уклонилась от ответа.

– Ты намерена собирать вокруг себя ублюдков? Посмотри, какие у тебя волосы на голове; будто белая пакля с хлопкового куста.

Яо же ограничился тем, что поцеловал меня в лоб, прошептав:

– До скорого! Когда понадобится, мы будем здесь.

Они исчезли.

Около восьми часов Ифижен принес мне миску с едой. Он состряпал похлебку из свиного хвоста, риса и черного гороха. Он сменил мои повязки, не выказав никакого беспокойства при виде того, что с них снова капает кровь.

Последняя ночь перед завершающей операцией, когда спорят друг с другом сомнение, страх, малодушие. Чего ради? Разве у жизни настолько плохой вкус? Зачем рисковать потерять ее вместе с кусочками счастья, которые она раздает, несмотря на свою скупость? Последняя ночь перед завершающим бунтом! Я дрожала, не осмеливаясь потушить свечу, и видела, как на стене танцует чудовищная тень от моего тела. Ифижен пришел и лег рядом, прижавшись ко мне. Я обняла его туловище, худое и в то же время такое крепкое, почувствовав, как его сердце бьется бешеным галопом. Я прошептала:

– Тебе тоже страшно?

Он ничего не ответил; в это время его рука что-то нащупывала в темноте. И вот я со стыдом поняла, что он хочет. Может быть, причиной тому был страх? Может быть, Ифижен заботился о том, чтобы утешить меня? Утешиться самому? Желание испытать удовольствие в самый последний раз? Несомненно, все эти чувства объединились, образовав одно – властное и жгучее. Когда его молодое, пылающее страстью тело прижалось к моему, плоть моя воспротивилась. Мне было стыдно вверять его ласкам свою старость; я едва не оттолкнула Ифижена изо всех сил. К тому же меня наполняла нелепая убежденность, что я совершаю инцест. Затем его желание стало передаваться мне. Я почувствовала, что где-то во мне накапливается волна; набрав силу, она тут же нахлынула, затопила меня, затопила его, затопила нас, заставив многократно прокрутиться друг вокруг друга, так, что мы задыхались, пыхтели, умоляли. Затем волна отбросила нас – испуганных и растерявшихся – в спокойную бухту, обсаженную миндальными деревьями. Мы покрыли друг друга поцелуями, и Ифижен прошептал:

– Если бы ты знала, как я страдал, видя, что ты носишь ребенка не от меня, этого ребенка от мужчины, которого я презираю! Знаешь ли ты, кто на самом деле Кристофер и какова его роль? Но мы не станем говорить о нем, когда смерть, может быть, точит свои ножи.

– Ты веришь, что мы победим?

Он пожал плечами:

– Какая разница! Важно, что мы попытались, что отказались от покорности судьбе, от смирения перед неудачами.

Я вздохнула, и он снова привлек меня к себе.

Благословенна будь любовь, которая изливает на человека забвение. Которая позволяет забыть о своем положении раба. Которая отгоняет тревогу и страх! Успокоившись, мы с Ифиженом погрузились в целебную воду сна. Мы плыли против течения, наблюдая, как рыбы-иглы ухаживают за креветками. Мы сушили волосы в лунном свете. Однако этот сон был недолгим. Признаться, когда опьянение развеялось, мне стало немного стыдно. Что? Этот мальчик мог бы быть моим сыном! Разве я потеряла уважение к себе? И потом, что за процессия мужчин у меня в кровати? Конечно, Хестер мне бы так и сказала!

– Ты слишком любишь любовь, Титуба!

И я задавалась вопросом, не является ли это пороком, изъяном, который следует попытаться вылечить?

Снаружи галопом неслась лошадь ночи. Цок-цок-цок. Цок-цок-цок ^[43]. Рядом со мной спал сын-любовник. Мне же уснуть не удавалось. В памяти с особенным напряжением всплывали все события моей жизни; вокруг подстилки толпились образы тех, кого я когда-то любила или ненавидела. О, я узнавала их всех! Не было ни одного лица, которое я не смогла бы назвать по имени. Бетси. Абигайль. Энн Патнам. Госпожа Паррис. Сэмюэль Паррис. Джон Индеец. И вот именно тогда, когда мое тело только что представило доказательство своей легкости, сердце напоминало, что в нем всегда жил только он.

Что стало с ним в холодной и зловещей Америке?

Я знала, что все более и более многочисленные работорговцы приезжают со своим товаром на ее побережья и что она готовится повелевать миром благодаря тому, что заработано нашим потом. Я знала, что индейцы стерты с ее карты, вынуждены скитаться по землям, когда-то им принадлежавшим.