Гадкая ночь - читать онлайн книгу. Автор: Бернар Миньер cтр.№ 18

Только и всего. Я рада. И ведь она абсолютно искренна.

* * *

В следующие дни в больнице у Серваса перебывали все члены группы, большинство сотрудников бригады уголовного розыска, отдела по борьбе с наркотиками, полицейского отряда по борьбе с бандитизмом, Главного управления и даже службы экспертно-криминалистического учета. Из чумного он стал чудом исцеленным. Получил пулю в сердце – и выжил. Все тулузские полицейские надеялись, что однажды им тоже выпадет такой вот единственный шанс, и считали посещение коллеги своего рода паломничеством, актом почти религиозного поклонения. Все хотели увидеть вернувшегося с той стороны, прикоснуться к нему, услышать свидетельство из первых уст. Каждый жаждал подцепить частичку его фарта.

Во второй половине дня появился даже директор полиции Стелен.

– Господи, Мартен, с тобой случилось истинное чудо!

– Шестьдесят процентов людей, раненных в сердце, умирают на месте, – успокоил его Сервас. – Но восемьдесят процентов из тех, кого довезли до больницы, выживают. Смертность от огнестрельной раны в четыре раза выше, чем от раны, нанесенной холодным оружием… Чаще всего пули попадают в правый желудочек, левый желудочек, предсердие… Легкое оружие менее точное, пули после попадания имеют тенденцию смещаться; пули с полостью в носике и пули с мягким носом раскрываются при попадании, разрывая ткани жертвы и расширяя пулевой канал. Воздействие крупной дроби зависит от расстояния: с трех метров поражения кучные и более тяжелые, с десяти – веерные.

Стелен изумленно выслушал краткую лекцию и улыбнулся. Мартен, как всегда, досконально изучил тему – а может, пытал докторов, пока те не сознались.

– Этот тип… Жансан… Он умер? – поинтересовался Сервас.

– Нет, – ответил дивизионный комиссар, вешая серый мундир на спинку стула. – Его лечили в ожоговом отделении, а теперь заново учат жить в специализированном центре.

– Ты серьезно? Значит, он на свободе?

– Мартен, его оправдали – и по изнасилованиям, и по убийству бегуньи…

Сервас отвернулся к окну: небо над плоскими крышами больничных корпусов хмурилось и корчило гримасы.

– Он – убийца.

Сказал, как припечатал.

– Виновного арестовали. Он сознался. Против него есть стопудовые улики. Жансан невиновен.

– Не совсем. – Мартен бросил в стакан с водой горькую таблетку обезболивающего, выпил залпом и пояснил: – Он убил кое-кого еще…

– О чем ты?

– Он убил женщину в Монтобане.

Стелен нахмурился. За годы совместной работы он научился доверять чутью майора Серваса, но хотел услышать доводы.

– С чего ты взял?

– Как вы поступили со старухой-матерью и кошачьим выводком?

– Она в больнице, хвостатых отдали на попечение защитникам животных.

– Звоните им, немедленно! Выясните, у них ли еще молодой белый одноухий котик или его кому-нибудь отдали. Проверьте, где был Жансан в момент нападения в Монтобане. И не находился ли его мобильный в той же зоне в тот же период времени.

Сервас описал Стелену их визит в дом Жансана, котенка под ларем и реакцию преступника на короткую, произнесенную тихим голосом фразу: «Он не твой…» – об этом самом малыше.

– Молодой белый котик, – повторил дивизионный комиссар, не скрывая иронии.

– Именно так.

– Мартен, ты уверен в том, что видел? Я хочу сказать… Дьявольщина! Ты ведь не хочешь, чтобы мы арестовали человека только потому, что ты видел в его доме кота?

– А почему нет?

– Ни один судья не выпишет ордер, это ты понимаешь?!

– Может, получится задержать его на трое суток?

– Да на каком основании? Адвокат мерзавца нам и так житья не дает…

– В каком смысле?

Стелен ходил по палате, как всегда делал в своем огромном кабинете, все время на что-нибудь натыкался и рычал: «Дьявольщина!» Это было его излюбленное ругательство, и он пускал его в ход даже в тех случаях, когда нормальные люди выражались покрепче.

– Жансан утверждает, что ты гнался за ним с пушкой в руке и заставил подняться на крышу поезда, заведомо зная об опасности удара током. «Легавые сделали всё, чтобы я сдох…» Вот как он трактует случившееся.

– Током эту тварь шибануло, – подтвердил Сервас, – но он оказался на редкость живучим.

Ему показалось, что швы натянулись, и он коснулся их ладонью. Во время операции ему распилили грудину, и пройдут недели, прежде чем кости срастутся. А пока ему ничего нельзя поднимать и не следует размахивать руками.

– Всё так, но адвокат талдычит о преступном умысле и начале правонарушения, заключающегося в действиях, имеющих непосредственное отношение к совершению преступления.

– Какого именно преступления?

– Покушения на убийство…

– Что-что?

– Ты якобы пытался убить его электричеством! Шел дождь, ты не мог не видеть таблички с предупреждением на воротах, но все-таки преследовал Жансана и загнал на вагон, угрожая пистолетом… – Стелен всплеснул руками. – Да знаю я, знаю, что это полный бред, ведь у тебя и оружия не было. Но крючкотвор хорошо натаскал сволочугу, и тот нагло врет, не боясь греха, а мы сейчас должны быть очень аккуратны и не подливать масла в огонь.

– Жансан – убийца.

– Есть доказательства – кроме кота?

– НИКТО БОЛЬШЕ не принимает всерьез свидетельства о случаях околосмертных переживаний ^[40], – сказал доктор Ксавье. – В отличие от реальности жизни после жизни. Те, кто, подобно вам, соприкоснулись со смертью, по определению не мертвы. Поскольку вы здесь.

Психиатр улыбнулся, растянув губы, обрамленные седеющей бородой, что подразумевало: «И все мы очень этому рады!»

События зимы 2008/2009-го изменили доктора не только психологически, но и физически. Когда они с Сервасом познакомились, Ксавье руководил Институтом Варнье, был манерным конформистом, красил волосы и носил пижонские очки в красной оправе.

– Все околосмертные переживания могут объясняться дисфункцией мозга, нейрологическим коррелятом.

Коррелят. Сервас мысленно посмаковал слово. Толика педантизма всегда помогала психиатру утвердить свое превосходство: со времен Мольера врачи не изменились. Ксавье остался прежним. И все-таки стал другим человеком. На лбу и в уголках потускневших глаз появились морщинки. Он сохранил вкус к умным словам, но использовал их реже. Между ним и майором завязалась настоящая дружба. После пожара в институте доктор открыл кабинет в Сен-Мартен-де-Комменже, всего в нескольких километрах от развалин своей бывшей вотчины. Два-три раза в год Сервас приезжал повидаться. Они совершали долгие пешие прогулки в горы, по обоюдному согласию никогда не ворошили прошлое, но оно витало над всеми их беседами, как тень горы, нависающая над городом ровно в 16:00.