После либерализма - читать онлайн книгу. Автор: Иммануэль Валлерстайн cтр.№ 14

В период с 2000 по 2025 гг. не только не будут происходить процессы «деколонизации», которые раньше были в центре внимания этой «номенклатуры», внушая ей оптимизм, но и ее экономическое положение почти наверняка будет ухудшаться по причинам, о которых говорилось выше (концентрация внимания на Китае/России, увеличение в странах Юга численности самой номенклатуры, отмечаемое во всем мире стремление экономически ослабить позиции средних классов). Отдельным представителям номенклатуры Юга, возможно, удастся избежать такого ухудшения своего положения (то есть эмигрировать на Север). Но это лишь сделает положение тех, кто остался, еще более печальным.

Восьмое и последнее самое серьезное различие между прошлым и будущей фазой «А» кондратьевского цикла носит чисто политический характер: рост демократизации и упадок либерализма. Нельзя забывать о том, что демократия и либерализм — это не понятия-близнецы, скорее эти понятия друг другу противостоят. Либерализм возник как средство для противостояния демократии. Своим возникновением он был обязан стремлению обуздать опасные классы сначала в ведущих странах, а потом в рамках миросистемы в целом. Либеральное решение проблемы состояло в том, чтобы предоставить им ограниченный доступ к политической власти и ограниченную долю экономической прибавочной стоимости, в тех пределах, которые бы не угрожали процессу постоянного накопления капитала или государственной системе, на которую он опирался.

Лейтмотивом либерального государства в национальном масштабе и либеральной межгосударственной системы — во всемирном, является апологетика разумного реформизма, направляемого в первую очередь государством. Формула либерального государства, разработанная в странах центра в XIX столетии, — всеобщее избирательное право и государство благосостояния — работала просто замечательно. В XX в. аналогичная формула была применена к межгосударственной системе в форме лозунгов самоопределения наций и экономического развития развивающихся стран. Тем не менее, в силу невозможности создания государства всеобщего благосостояния во всемирном масштабе (за что, в частности, ратовала Комиссия Брандта), применение этой формулы дало осечку. Дело в том, что воплотить эту формулу в жизнь, не затронув основополагающий процесс накопления капитала на основе капитала, невозможно. Причина этого проста: старая формула работала в государствах центра, и успех ее основывался на скрытой переменной величине — экономической эксплуатации Юга в сочетании с направленным против Юга расизмом. На мировом уровне такой переменной существовать не может, она логически не может иметь места по определению ^[19].

Последствия этого для политического климата очевидны. В 1945–1967/1973 гг. либеральный реформизм достиг своего апогея: деколонизация, экономическое развитие и — самое главное — оптимистический взгляд на будущее господствовали повсеместно: на Западе, на Востоке, на Севере и на Юге. Тем не менее, с вступлением в следующую фазу «Б» кондратьевского цикла, когда процесс деколонизации завершился, а ожидавшееся экономическое развитие в большинстве регионов превратилось в отдаленное воспоминание, былой оптимизм угас. Более того, по причинам, изложенным выше, рассчитывать на то, что экономическое развитие в странах Юга станет реальностью в наступающей фазе «А» кондратьевского цикла, больше не приходится, и былой оптимизм, как нам представляется, развеялся навсегда.

Наряду с этим, постоянно нарастало стремление к демократизации. Демократия, по сути своей, противостоит власти и авторитаризму. Она воплощает собой стремление к равному влиянию на политический процесс на всех уровнях и к равному участию в системе социально-экономического вознаграждения. Главным сдерживающим фактором этих стремлений был либерализм, обещавший неизбежное постепенное улучшение положения путем проведения разумных реформ. Вместо выдвинутого демократией требования равенства сейчас либерализм предлагал надежды на будущее. Этот вопрос достаточно обсуждался не только просвещенной (и наиболее могущественной) половиной мирового истеблишмента, но и традиционными антисистемными движениями («старыми левыми»). Основной установкой либерализма была надежда, которую он предлагал. Но в той степени, в которой мечты увядают (как «изюм на солнце»), либерализм как идеология умирает, и опасные классы вновь становятся опасными.

Вот так, тогда и туда мы, по-видимому, и направимся, когда в 2000–2025 гг. наступит следующая фаза «А» кондратьевского цикла. Хотя может создаться впечатление, что в некоторых отношениях это будет период необычайного подъема, в других областях дело будет обстоять гораздо хуже. Вот почему мне представляется, что мир, стабильность и законность будут в эти годы дефицитом. В результате воцарится «хаос», который явится ни чем иным, как расширением амплитуды обычных колебаний системы с кумулятивным эффектом.

Я полагаю, что произойдет целый ряд событий, ни одно из которых не станет явлением нового порядка. Отличием может быть неспособность к ограничению их напора с тем, чтобы заново восстановить некое равновесие системы. Вопрос здесь сводится к тому, какой степени достигнет такое отсутствие способности к ограничению этого напора?

1) Способность государств к поддержанию внутреннего порядка, возможно, снизится. Уровень поддержания внутреннего порядка всегда колеблется, и фазы «Б» кондратьевского цикла печально известны как трудные в этом плане периоды; тем не менее, в рамках системы в целом на протяжении последних четырехсот-пятисот лет внутренний порядок неуклонно возрастал. Это явление можно назвать развитием «государственности».

Конечно, за последние сто лет имперские структуры в рамках капиталистической мироэкономики (Великобритания, Австро-Венгрия, а в самое последнее время СССР/Россия) развалились. Однако в данном случае более пристального внимания заслуживает историческое становление государств, организованных их гражданами на развалинах распавшихся империй. К числу таких стран относились Великобритания и Франция, Соединенные Штаты и Финляндия, Бразилия и Индия. Таковы также Ливан и Сомали, Югославия и Чехословакия. Распад, или крах, последней очень отличается от распада «империй».

Существует мнение о том, что развал государственности в периферийной зоне можно не принимать в расчет, поскольку он либо предсказуем, либо с геополитической точки зрения не имеет большого значения. Однако он противоречит магистральной тенденции, причем ослабление порядка сразу в слишком многих странах налагает серьезные ограничения на функционирование межгосударственной системы. Однако самую большую опасность представляет собой перспектива ослабления государственности в зонах центра. И сам факт расстройства либерального институционального компромисса, проявляющийся, как мы показывали выше, в настоящее время, означает развитие этого процесса. На государства обрушивается поток требований обеспечить как безопасность, так и благосостояние граждан, которые они политически не в состоянии удовлетворить. В результате происходит постепенный процесс приватизации как безопасности, так и благосостояния, который ведет нас вспять от того направления, в котором мы двигались на протяжении пятисот лет.