Блаватская. Вестница Шамбалы - читать онлайн книгу. Автор: Олег Болдырев cтр.№ 12

Эти бхикшу (монахи) способны творить великие чудеса. Кюльвейн сразу же нанес им визит, и между двумя группами установились самые дружественные отношения.

Однако, несмотря на все предосторожности со стороны Кюльвейна и его богатые подарки, настоятель монастыря, который был Pase-Budhu (аскет высокой ступени), отказался показать нам феномен "инкарнации" (воплощения), пока пишущая эти строки не показала ему принадлежащий ей талисман. Увидев его, они сейчас же начали подготовительные работы, а в соседнем поселке у бедной женщины по договоренности был взят 3—4-х месячный ребенок. Кюльвейну пришлось поклясться, что в течение 7 лет он не разгласит увиденное им и услышанное.

Принадлежащий мне талисман — это обыкновенный агат. В Тибете и других местах его называют "А-ю" и ему присущи таинственные свойства. На нем выгравирован треугольник и в этом треугольнике мистические слова. Такие камни буддисты-ламаисты высоко ценят; ими украшен трон Будды; Далай-Лама носит такой камень на четвертом пальце; их можно найти в Алтайских горах и вблизи реки Ярхун (Yarkun). Мой талисман принадлежал раньше очень уважаемому жрецу-калмыку и дан мне в дар. Хотя бродячее племя калмыков считается отпавшим от первоисточника ламаизма, они поддерживают дружеские отношения с племенами Восточного Тибета и кукунорскими чокотами, а также и с лхасскими ламаистами. Не один раз нам случалось встречаться и знакомиться с этим народом в астраханской степи, так как не раз в юности мы останавливались и ночевали в их кибитках и были даже гостями у принца Тумена, их неудачливого предводителя.

Прошло несколько дней, пока все было приготовлено. Ничего за это время не случилось, исключая только того, что на какой-то приказ Бхикшу из глубины озера на нас взглянули некие лица. Одним из этих лиц оказалась сестра Кюльвейна, которую он оставил дома здоровой и радостной, но которая, как мы узнали позже, умерла незадолго до начала его странствий. Вначале появление этого лица взволновало Кюльвейна, но он призвал на помощь весь свой скептицизм и попытался разъяснить нам, что это видение — лишь тень от облаков или отражение веток дерева и т. п., как это делают все подобные ему люди.

В назначенное послеобеденное время ребенок был принесен в вихару и оставлен в вестибюле, так как дальше этого места, внутрь святилища, Кюльвейн не решился идти. Ребенка положили посреди пола на покрывало. Всех посторонних выслали вон. У дверей поставили двух монахов, которым поручили задерживать любопытных. Затем все ламы уселись на пол, спиной к гранитным стенам, так, что каждый был в десяти футах от ребенка. Настоятель сел в самый дальний угол на кожаный коврик. Только Кюльвейн поместился поближе к ребенку и с большим интересом следил за каждым его движением.

Единственное, что требовалось от всех нас, — это соблюдать абсолютную тишину. В открытые двери ярко светило солнце. Постепенно настоятель погрузился в глубокую медитацию, а остальные монахи, пропев вполголоса краткую молитву, замолчали, единственным звуком был лишь плач ребенка.

Прошло несколько мгновений, и движения ребенка прекратились. Казалось, что маленькое его тельце окоченело. Кюльвейн внимательно наблюдал. Оглядевшись кругом и обменявшись взглядами, мы убедились, что все присутствовавшие сидят неподвижно. Взор настоятеля был обращен на землю, он даже не глядел на ребенка. Бледный и неподвижный, он больше похож был на статую, чем на живого человека.

Внезапно, к нашему большому удивлению, мы увидели, что ребенок как бы какой-то силой был переведен в сидячее положение. Еще несколько рывков, и этот четырехмесячный ребенок, как автомат, которым движут невидимыми нитями, встал на ноги. Представьте себе наше смущение и испуг Кюльвейна. Ни одна рука не пошевелилась, ни одно движение не было сделано, ни одно слово не было сказано, а этот младенец стоял перед нами прямо и неподвижно, как взрослый.

Далее процитируем записи самого Кюльвейна, которые он сделал в тот же вечер и передал нам:

"После минуты-другой ожидания, — писал Кюльвейн, — ребенок повернул голову и взглянул на меня с таким умным выражением, что мне стало просто страшно. Я задрожал. Я щипал себе руки и кусал губы до крови, чтобы убедиться, что я не сплю. Но это было лишь начало. Это удивительное существо приблизилось на два шага в моем направлении, приняло вновь сидячее положение и, не спуская с меня глаз, начало на тибетском языке произносить, фразу за фразой, те слова, которые, как мне раньше сказали, принято говорить при воплощении Будды и которые начинаются так: "Я есмь Его Дух в новом теле" и т. д.

Я был по-настоящему в ужасе. Волосы у меня стали дыбом, и кровь застыла. Я не мог бы произнести и слова. Тут не было никакого обмана, никакого чревовещания. Губы младенца шевелились и глаза его, казалось, искали мою душу с таким выражением, которое заставляло меня думать, что это был сам настоятель, его глаза, его выражение глаз. Было так, как будто бы в малое тельце вошел его дух и глядел на меня сквозь прозрачную маску личика ребенка.

Я почувствовал головокружение. Ребенок потянулся ко мне и положил свою маленькую ручку на мою руку. Я вздрогнул, как будто бы меня обжег горячий уголек. Не в силах больше выдержать этот взгляд, я закрыл глаза руками. Это длилось лишь мгновение. Когда я отнял руки от глаз, младенец снова стал плачущим ребенком: он снова лежал на спине и плакал, как в начале. Все вошло в свою колею, и начались разговоры.

Только после того, как этот эксперимент был повторен еще несколько раз с промежутками в 10 дней, я осознал, что был свидетелем невероятного, сверхъестественного феномена, подобного тем, которые некоторые путешественники описывали ранее, но которые я всегда считал обманом. Среди многих ответов, которые настоятель дал на мои вопросы, есть один, который следует считать особенно значительным. "Что случилось бы, — спросил я его с помощью нашего ламы, — если бы в то время, когда ребенок говорил, а я в страхе, принимая его за черта, убил бы его?" Настоятель ответил: "Если бы удар не был сразу смертельным, то был бы убит лишь ребенок". "Но, — настаивал я, — допустим, что удар был бы молниеносным?" "В таком случае, — последовал ответ, — вы убили бы меня"".

Елена Петровна продолжает: "Выше мы упоминали агат, который принадлежал мне и который оказал столь неожиданное и доброжелательное воздействие.

У каждого шамана имеется подобный талисман. Он носит его привязанным к шнурку и держит под левой мышкой. "Какая польза вам от него и какова его роль?" — Это были вопросы, которые мы часто задавали нашему проводнику. На них он никогда не отвечал прямо, а ограничивался некоторыми разъяснениями, обещая, что когда появится подходящий случай и мы будем одни, он попросит, чтобы камень сам ответил. С этой весьма неопределенной надеждой мы оставались во власти собственных представлений.

Все же день, когда камень "заговорил", пришел скоро. Это было в критический момент нашей жизни, когда душа странника — автора этих строк — завела его в такие далекие страны, каким незнакома никакая цивилизация и где безопасность человека не гарантирована ни на миг. В один послеобеденный час, когда все мужчины и женщины покинули монгольскую юрту, которая уже более двух месяцев была нашим домом, чтобы присутствовать на церемонии изгнания чутгура. (Tshoutgour — демон-элементал, в которых верит каждый азиатский житель.) Этого демона обвинили в том, что он в какой-то семье, жившей на расстоянии двух миль от нас, ломает и разбрасывает все предметы быта этих бедных людей. Используя этот случай, мы напомнили нашему проводнику его обещание.