Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Черная cтр.№ 40

Ну а Наталья Сергеевна, увидев ту гостиницу с мудреным названием, звучавшим, по ее словам, похоже на «дерьма-не-мало», отказалась там жить. И ее отвезли в американский отель типа «Хилтон», разумеется с душем и кондиционером в каждом номере и с европейской кухней… Н. С. прожила в нем все время конференции, а последний день принес сюрприз: выяснилось, что «Хилтон» был дешевле, нежели экзотический «Дерьма-не-мало».

Второй казус, гораздо более драматичный, произошел тоже в Бангкоке. Н. С. должна была ехать из Таиланда не в Москву с другими советскими журналистами, а, кажется, в Китай.

Но, будучи страшно близорукой и необычайно самоуверенной, она села не в тот самолет и приземлилась… в Камбодже. А с Камбоджей не было у нас тогда дипломатических отношений. Посему Н. С. интернировали как шпионку и заперли в какой-то барак. Мобильных телефонов тогда и в помине не было. И оказалась Сергеева отрезанной от всего мира. С трудом через чехов она сумела связаться с советскими дипломатами, уж не знаю, в какой стране. И ее вызволили и доставили через Китай в Москву опять же с немалыми трудностями.

Однако антиноменклатурное поведение и различные диковинные случаи и казусы не мешали Наталье Сергеевне служить верой и правдой советскому режиму и не позволять себе никакой его критики.

По-моему, единственным исключением в безупречном мировоззрении Н. С. стала ее любовь к полузапрещенным песням Окуджавы. Но перед обаянием Окуджавы никто устоять не мог.

Я кое-чему научилась у Н. С. и до сих пор думаю о ней с нежностью, хотя на склоне ее жизни не могла с ней разговаривать даже по телефону – девяностолетняя Сергеева буквально в штыки принимала и реформы, и перестройку, и Горбачева. А Сахарова считала сумасшедшим.

Конечно, Н. С. достойна более подробной биографии. Но я уже слишком стара, чтобы браться за это.

Добавлю только к вышесказанному, что Сергеева была столбовой дворянкой.

А теперь приступаю к рассказу «Мандельштам – Сергеева».

Две эти женщины встретились на кухне у наших с мужем тогдашних друзей Оттенов, в Тарусе. Таруса в ту пору была Меккой интеллигенции – кто только туда не ездил, кто только там не жил: и художники, и поэты. В Тарусе вышел и знаменитый альманах «Тарусские страницы» усилиями в первую очередь Николая Давыдовича Оттена. Что ни имя – то отдельная новелла.

Итак, место действия – прелестный дом Оттена-Голышевой (его жены Елены Михайловны, известной переводчицы).

Мы с Натальей Сергеевной там ночуем, ибо тарусский «отель» – старый постоялый двор, где мы с ней обычно останавливаемся, – не то ремонтируют, не то перестраивают.

Спать нас укладывают на второй половине оттеновского дома, принадлежавшего Виктору Голышеву, ныне тоже известному человеку. Однако в нашем распоряжении только полуподвальная огромная кухня-столовая, так как комнатами владеет приглашенная Оттенами на долгосрочное житье Надежда Мандельштам.

Мы вполне довольны. В тарусском «отеле» надо брать номер с шестью или восемью кроватями (других не бывает), где вдвоем не так уж и уютно. Там нет ни водопровода, ни канализации, а в уборной два «очка» – две дырки в бетонном полу, покрывавшемся зимой (а дело происходило зимой) коркой льда, увы, желто-коричневого цвета.

В кухне-столовой у Голышева куда приятней. И мы ложимся спать на полу. Номенклатурная Н. С., как всегда, распоряжается: «Люся, вы идите сюда, я лягу ближе к окну. У окна здорово дует. И вы можете простудиться…» Спорить бесполезно.

Ложимся и быстро засыпаем. Вечер провели у Оттенов, там ужинали, но Надежды Яковлевны не видели.

Надо сказать, что Н. С. путешествовала, как путешествовали во времена Пушкина, – возила с собой множество узлов и узелков, где было решительно все: от постельного белья до чая-сахара, от кастрюль и салфеток до кофейников-чайников. И всем этим она начинала греметь аж с шести часов утра, натыкаясь сослепу на стены – столы – лавки. Когда я проснулась, был уже приготовлен кофе с разогретыми сливками и собраны все узлы и узелки, ибо вскоре должен был приехать шофер Н. С. Миша и везти нас в Москву ^[7].

Проснулась я от раздраженных голосов. Оказывается, Н. С. вступила в конфликт с появившейся на кухне Надеждой Мандельштам. Вернее, наоборот – Надежда Мандельштам накинулась на Сергееву.

Долго я не могла врубиться и понять, что послужило яблоком раздора. Долго смотрела на разгневанные лица и на жидкие пучки полуседых волос на головах спорящих дам. Н. С., разумеется, красилась не в парикмахерской, а сама какой-то неопределимой смесью, не химической, а натуральной, отчего ее волосы были в разводах!

Чем красилась или не красилась Н. Я., не знаю. Во всяком случае их прически (антипрически) показались мне похожими. А уж степень агрессивности у обеих была совершенно одинакова…

Надежда Яковлевна обвиняла Сергееву в том, что та… присвоила ее серебряную чайную ложечку. Правда, не исключала, что это произошло неумышленно. И объясняла, что она бы с этим даже примирилась, если бы ложечка не принадлежала ее СВЕКРОВИ. И если бы это было не последнее, что у нее осталось от СВЕКРОВИ, сиречь от МАТЕРИ ПОЭТА.

Н. С. раздраженно отвечала, что никаких серебряных ложек она не крала, ей они задаром не нужны.

В этой ссоре был свой скрытый смысл: Надежда Яковлевна, уже окруженная в ту пору своими молодыми почитателями и уже изображенная на полотне модным художником Борисом Биргером, говорила о ложечке как о большой музейной ценности, а может, даже как о сакральном предмете, поскольку, как сказано, она была фамильной ложкой МАНДЕЛЬШТАМОВ.

А Наталья Сергеевна, обласканная властью, всем своим видом показывала, что она плевать хотела на вздорную старуху и на ее ложечки. За свою долгую жизнь она встречалась со множеством знаменитых людей – политических деятелей разных стран и народов. У нее были совершенно другие мерила ценностей.

Что было делать мне, попавшей в эту бурю страстей, в это цунами?

Первая мысль – притвориться спящей, еще лучше мертвой, как притворяются при разгуле стихий маленькие зверьки. Но это было невозможно. Н. С. громко призывала меня встать и пить кофе, не обращая внимания на «вздорную бабу» с ее ложечкой… Самое печальное заключалось в том, что я допускала – полуслепая Н. С. и впрямь могла засунуть ложечку в свой разнообразный багаж.

И я начала осторожно просить-умолять обеих валькирий поискать ложечку – Н. С. пошарить в своих свертках, Мандельштам еще раз пошарить на огромной кухне. Но обе буквально завизжали: они уже давно и многократно все пересмотрели-перерыли… Им все ясно.

Да, у этих женщин были разные судьбы – одну советская власть лишила всего, другую, казалось бы, возвысила. Хотя уверена, что красивая, способная, энергичная Наталья Сергеевна в любом обществе сделала бы карьеру… Была бы знаменитой журналисткой… И все же судьба, благосклонная к Н. С., обошлась жестоко, очень жестоко с талантливой Надеждой Мандельштам.