А я смогу... - читать онлайн книгу. Автор: Яна Перепечина cтр.№ 5

У Серёги тогда как раз были деньги, они с Пашкой заработали их, подрядившись разгружать фуры с фруктами на оптовом рынке. И ему так захотелось прожить с Лёлькой всю жизнь и на старости лет любить её ничуть не меньше, чем в этот апрельский вечер, что он был готов отдать всё заработанное этому славному художнику, увидевшему в Лёльке то, что он и сам видел, но не умел сформулировать. Впрочем, все деньги отдавать и не понадобилось. Портрет стоил не так дорого, и Лёлька уселась на складной стульчик перед мольбертом, а он сам устроился рядом.

Счастливая ли Лёлька была в тот вечер так прекрасна, или рисовальщик оказался мастером, но пастельный портрет этот получился настолько хорош, что все, кто видел его, только ахали. Даже сам художник, казалось, удивился и пришёл в восторг. Отдавая свою работу Ясеню, он тихо произнёс:

– Вы будете счастливы вместе, вот увидите.

И они были счастливы… два года, а потом всё закончилось. А вот теперь юная Лёлька смотрела на своего повзрослевшего бывшего мужа и улыбалась так пронзительно, так нежно, что Ясенев второй раз за вечер пожалел, что он мужчина и не может плакать. Он вздохнул и отвернулся. Рядом стояла Лёлька сегодняшняя и тоже смотрела на свой портрет. И ему показалось, что за те одиннадцать лет, что прошли с апрельского вечера, она совсем не изменилась. Даже смотрит так же ласково и ободряюще. Он хмыкнул, стряхивая морок, и попросил:

– Лёль, напои меня чайком, пожалуйста.

Она с готовностью кивнула и отправилась на кухню, а Сергей, намочив под краном найденную в ванной тряпку, вышел на лестничную клетку. Протянув руку, чтобы начать смывать злобную надпись, замер, постоял недолго и рванул вниз, в свою машину. В бардачке у него лежал фотоаппарат. Отчего ему в голову пришла эта идея – снять изуродованную дверь, он и сам не знал, но решил всё-таки послушаться внутреннего голоса.

Сделав несколько кадров, принялся оттирать надпись. Буквы были большими, широкими, в некоторых местах к дерматину даже прилипли какие-то кусочки, похожие на сгустки крови. Ясень отковырнул один из них, задумчиво помял, потом понюхал, удовлетворённо усмехнулся и принялся отмывать дверь. Когда он вернулся, Лёлька уже маялась в коридоре, не в силах оставаться одна на кухне и не смея выйти на лестничную клетку.

– Что? – спросила она несчастным голосом.

– Печёнка.

– К-как печёнка? Какая печёнка? – Ольга уставилась на него с таким недоумением и ужасом, что он с трудом сдержался, чтобы не чмокнуть её в кончик хорошенького носа, как делал раньше.

– Говяжья. Или телячья. А может, свиная, – я в печёнках не очень разбираюсь.

– О господи! А я думала, кровь, человеческая! Это ужас какой-то…

– Лёль, что происходит?

Она прошла на кухню, села за стол и поманила его, он пристроился напротив. На весёлой скатёрочке с узором в виде кофейных зёрен и листочков стояли вазочки с печеньем, вафельными трубочками и земляничным вареньем. Ольга протянула ему полулитровую чашку, в которую до самых краёв был налит крепчайший чёрный чай. Сергей грустно улыбнулся:

– Ты помнишь мои пристрастия?

– Конечно, я всё помню, – кивнула она и тоже улыбнулась, просто и спокойно, будто это и не они вовсе полчаса назад ругались в машине.

Он помолчал, сделал несколько глотков и блаженно закрыл на минуту глаза. На этой маленькой кухне ему всегда было очень уютно и хорошо. Даже когда ещё вместо модного гарнитура с современной плитой и посудомойкой здесь стояли старые шкафы и вода капала в эмалированную раковину с потёками ржавчины. Они все, дети инженеров, работников умирающей «оборонки», тогда жили бедненько и почти впроголодь. Да в конце восьмидесятых – начале девяностых почти вся страна жила так. Поэтому бедность не шокировала, а уж молодости, как известно, всё по плечу.

Ольга молчала, грустно водя тонким пальцем по кофейным зёрнам на скатерти, и смотрела в темноту за окном. В стекло стучал дождь, и из небольшого музыкального центра, стоявшего на холодильнике, Александр Иванов пел про московскую осень.

«Очень в тему», – подумал Ясень и снова спросил:

– Лёль, что происходит?

Человек на лестнице был в бешенстве. Так всё хорошо получилось, так складно. Она была уже готова. И тут такая незадача. Думал чуть-чуть ещё потянуть, чтобы уж точно дошла до нужной кондиции. А оказалось – опоздал. Чуть-чуть бы пораньше, на пару минут…

Откуда принесло этого шкафообразного питекантропа? По лестнице он взлетел на четвёртый этаж с невероятной скоростью, будто боялся за неё. Что ему нужно было? И почему недотрога Ольга вдруг кинулась к нему на шею, словно он был её последней надеждой на спасение?

Да ещё теперь они заперлись в квартире и совершенно непонятно, что там происходит. Войти, что ли? Только вот Ольге не надо знать, что у него есть ключи от её дома. Иначе всё сорвётся. Да уже почти сорвалось, во всяком случае, первый тайм проигран почти всухую. И всё из-за этого амбала. Вся долгая подготовка теперь псу под хвост!

– Серёж, я ничего не понимаю. Но явно что-то происходит. – Ольга устало потёрла виски и обхватила обеими руками чашку – грелась. Она часто мёрзла и совершенно не могла мириться с его манерой зимой и летом спать с распахнутым настежь окном. Из-за этого они тоже ругались.

Они вообще под конец ругались из-за всего. Иногда ему казалось, что у них нет абслолютно никаких точек соприкосновения. То есть совершенно. Но он всё равно любил её так, что буквально дышать не мог, если её не было рядом.

Иногда Ясеню казалось, что именно про них были придуманы слова «вместе плохо, а врозь невозможно». Потому что Лёлька тоже скучала по нему страшно. И когда мальчишек их курса отправили на военные сборы в Лиски, под Воронеж, она умудрилась за месяц написать ему ровно тридцать пространных писем. В первую неделю отправляла по почте, а после, опасаясь, что не успеют дойти, складывала в коробку, которую отдала ему, когда он уже вернулся. И он потом полночи читал эти письма, а она спала рядышком. И Ясенев, до неприличия влюблённый в свою жену, тихонько целовал её в нежный висок с бьющейся жилкой. В одном из писем было стихотворение. Он даже не сразу понял тогда, что это она сама, в жизни не сочинившая ни строчки, написала ему коряво, но искренне:

А через год она подала заявление на развод. И он согласился. Оба они, что ли, тогда с ума сошли?

– Что ты не понимаешь, Лёль? – вынырнул он из горьких воспоминаний.

– Вокруг меня заварилась какая-то каша, а откуда ноги растут, я никак не могу понять. Давай я тебе расскажу? Ты всегда умел разобраться в самых сложных вещах.

Он и вправду умел, но даже если бы был глуп как пробка и знал об этом, то всё равно слушал бы её только для того, чтобы слышать и видеть.