– Открывай. Подвиги пока подождут. А вот дурацкие идеи просто распирают и не дают спокойно жить.
Ольга открыла и не поверила своим глазам. В большой коробке ровными рядами лежали шоколадные яйца известной фирмы. Вкусные до невозможности. Она их обожала, как маленькая, и всегда мечтала когда-нибудь слопать штук сто или даже больше.
– Сколько их тут?
– Десять упаковок по тридцать шесть штук.
– Ясень, как ты угадал? Я такая сладкоежка!
– Ты будешь смеяться, но я знаю… Не всё, но очень многое про тебя знаю.
– А я про тебя.
– По сравнению с другими женихами и невестами мы в привилегированном положении. Не надо тыкаться наобум.
– Зато нужно многое исправлять…
– Ну, вместе с тобой я готов на всё. Лёлька, выходи за меня замуж?
– Я же уже согласилась.
– А я не верю.
– Серёж, я очень хочу за тебя замуж, – она крепко взяла его лицо в ладони и заглянула в серые с прозеленью глаза, очень красивые глаза в девичьих пушистых и длинных стрельчатых ресницах. Он этих ресниц даже стеснялся немного. А она и об этом знала. Она так много о нём знала, что сердце ныло сладко: родной, такой родной. Господи, как же хорошо, что можно строить их общий дом заново с таким близким, таким своим. И не надо никого нового, неизвестного ещё, чужого и непонятного.
Ольга закрыла глаза и вдохнула его запах, сердце снова сжалось. Вспомнились слова знакомого психолога: «Все мы немного животные». Наверное, она, Ольга, была животным в довольно большой степени. Потому что запахи для неё всегда значили очень много. Острое её обоняние различало малейшие нюансы.
Ясень пах свободой, морем, солнцем и тёплым лесом, а ещё одновременно – непонятно, как такое может быть, – снегом и дождём, грозой с раскатами грома, осенними яблоками и полынью. В общем, всем тем, что она любила. А вот Павел пах совсем по-другому. Сначала она и вовсе не чувствовала его естественный запах, только тонкий аромат парфюма, которым он частенько злоупотреблял. А потом уловила всё же. Уловила и не обрадовалась. Нет, он не пах ничем отталкивающим. Она даже не смогла бы определить, какие именно нотки услышал её чуткий нос. Но вот одно она поняла точно: не мой, чужой, далёкий. И когда он всё выспрашивал у неё, что же не так в их отношениях, ей очень хотелось сказать: ты просто пахнешь чужим, – но было ясно, что он этого совершенно не поймёт.
Сергей завёз Ольгу к ней домой, а сам с длинным списком, выданным бывшей и будущей женой в одном флаконе, отправился по магазинам. Лёлька не любила ездить к бабушке с пустыми руками, и это он тоже про неё знал. Поэтому и вызвался, пока она будет собирать вещи, закупить всё необходимое.
Ольга, пребывающая в состоянии звенящего счастья, летала по квартире, запихивая в сумку джинсы, пару свитеров, пакетики с кормом для Ириски и прочие нужные вещи. Достав с балкона клетчатую тканевую переноску, она принялась искать кошку, которая за версту чуяла сборы и пряталась надёжнее любого разведчика.
В этот миг за входной дверью раздалась подозрительная возня и долго, слишком долго и тревожно пел звонок. Ольга замерла с любимым свитером в руках, который собиралась положить в сумку, да так и не успела, согнувшись в три погибели у стола, под которым искала Ириску. Сергею было ещё рано, а больше она никого не ждала. Сердце в ужасе забилось о рёбра, будто пытаясь спастись от неведомой опасности бегством. Ольга медленно выпрямилась и на цыпочках, боясь задеть или уронить что-нибудь, пошла к двери. Тапки оставила в комнате, чтобы не стучали о паркет.
Снова раздался нервный звонок, потом в дверь пару раз стукнули и заскреблись. Ольга почувствовала себя зайцем, на которого из-за ближайшего куста смотрит насмешливым взглядом волк: мол, ты, конечно, можешь рыпнуться и попытаться как-то там свою драную шкурку спасти, но я лично в этом особого смысла не вижу. Когда она совсем уже подкралась к двери, раздался странный, придушенный голос добродушного алкоголика дяди Бори:
– Ольга, помоги! Да помоги ж ты мне, Ольга! Серёга, на помощь! Сил моих больше нет.
Она метнулась к глазку и в ужасающей близи увидела перекошенное смертной мукой лицо соседа.
– Дядь Борь, – пролепетала она еле слышно, – что случилось? Тебе плохо?
– Помоги, Ольга… – он хрипел всё тише. – Всё. Поздно.
Раздались странные звуки, будто кто-то из последних сил цеплялся за обгоревшую дверь, и сосед пропал из поля видимости глазка.
– Господи, делать-то что?! – заметалась она по тесному коридорчику, ломая руки. Схватила в качестве оружия свой длинный зонт-трость, перекрестилась, глядя на любимый образ Спаса Нерукотворного и, обмирая от страха, попыталась открыть дверь, готовясь принять славную для христианина смерть за други своя.
Ничегошеньки из этого не вышло. Ни из смерти (во всяком случае, пока), ни из открывания двери. То есть замки благополучно открылись, но вот распахнуть створку не получилось. Что-то – Ольга даже думать боялась, что именно, – мешало с той стороны. Она упёрлась ступнями в плинтус боковой стены и подналегла. Снова раздалось какое-то скрежетание, и дверь чуть-чуть, совсем немного, но приоткрылась. Этой щели Ольге хватило для того, чтобы выбраться в коридор.
Сердце, которое и так вело себя, будто ополоумевшее, то долбясь в рёбра, то скатываясь вниз, то взмывая к горлу, заледенело. На полу, залитом кровью, лежал лицом вниз дядя Боря. Славный, милый, добродушный алкоголик, никому и никогда, кроме себя самого, не сделавший ничего плохого. Ольга рухнула на колени прямо в огромную кровавую лужу. Вспомнились обрывки каких-то знаний из школьного курса начальной военной подготовки об артериальном и венозном кровотечениях. Какое-то из них – Ольга совершенно не помнила, какое именно, – но точно знала, что вот такое, яркое, и есть самое опасное, смертельно опасное для человека.
– Дядь Борь, миленький! Потерпи чуть-чуть! Я сейчас. Сейчас тебе полегче будет.
Она ходуном ходящими руками приподняла с холодных бело-коричневых маленьких стёртых плиток пола голову соседа и подложила под него тот самый любимый свитер, который так и не пристроила никуда и бездумно держала в руках. Вот и пригодился.
– Вот так, так-то лучше. Полежи минуточку, я вызову врачей! – Ольга вскочила, чтобы бежать, вызывать «Скорую», с ужасом понимая, что при такой кошмарной кровопотере соседа вряд ли успеют довезти до больницы. Хоть бы Серёжа был рядом! – всхлипнула она, втискиваясь обратно внутрь квартиры через щель.
Дядя Боря вдруг дёрнулся и со смертной тоской в голосе прошептал бледными губами:
– Это тебе… было…
Ольга остолбенела, не понимая, как тут же, на месте, не рухнула рядом с дядей Борей на маленькие бело-коричневые плиточки. Ей?! Было?! Что было? Предупреждение? Нож в живот? То есть бедный сосед убит только в качестве устрашения?! Или по ошибке?!
Она снова выбралась на лестничную клетку, упала рядом с соседом на колени и, низко наклоняясь, чувствуя, что её длинные волосы касаются кровавой лужи, торопливо зашептала, сквозь хлынувшие слёзы (почему-то не могла говорить громче, будто дяде Боре от этого стало бы хуже):