Тру не договорил. Хоуп попыталась себе это представить и не смогла.
– Похоже, ты вовремя оттуда выбрался.
– Радоваться тут нечему. Зимбабве всегда была моим домом.
– А твои сводные братья, что с ними?
Тру осушил бокал и поставил его на стол.
– Оба в Танзании. Снова фермерствуют, но, конечно, не сравнить с тем, что было. Земли у них мало, и она далеко не такая плодородная, как на ферме деда. Я знаю об этом только потому, что им пришлось занять денег у меня, и они не всегда вовремя вносят платежи.
– С твоей стороны было благородно помочь им.
– Они, как и я, не выбирали семью, в которой родились. Да и мама, наверное, хотела бы, чтобы я так поступил.
– А твой биологический отец, ты с ним еще встречался?
– Нет, – отозвался Тру. – Мы пару раз говорили по телефону, когда я вернулся в Зимбабве, но он вскоре умер.
– С его другими детьми ты так и не стал знакомиться?
– Нет, – ответил Тру. – Уверен, они тоже не горят желанием. Письмо от поверенного, в котором меня извещали о смерти отца, ясно дало это понять. Не знаю, какими соображениями они руководствовались. Может, я для них лишь напоминание о том, что их мать не была единственной женщиной, которую любил отец, или они боялись, что я предъявлю права на наследство, но я не видел причин игнорировать их волю. И мой отец, и его дети для меня остались практически чужими людьми.
– Все же я рада, что тебе удалось с ним познакомиться.
Тру отвел взгляд от огня.
– Я тоже. Я по-прежнему храню рисунки и фотографии, которые он мне отдал. Кажется, это было так давно…
– Это и было давно, – тихо сказала Хоуп.
– Слишком давно, – произнес Тру, взяв ее за руку, и Хоуп вдруг поняла, что он говорит о ней. Она почувствовала, как запылали щеки, когда Тру пальцем начал поглаживать ее кожу. До боли знакомое прикосновение. Как же им посчастливилось отыскать друг друга? Тру словно и не изменился за четверть века, но это лишь подчеркивало, какой неузнаваемой стала ее жизнь. Если он был, как прежде, хорош собой, Хоуп ощущала себя постаревшей. Если он чувствовал себя легко в ее присутствии, то у нее его прикосновение вызывало волну эмоций. Еле справившись с собой, Хоуп сжала его руку, а затем отпустила: она еще не готова к большей близости. Но все же ободряюще улыбнулась Тру, прежде чем отодвинуться.
– Значит, я правильно поняла: ты был в Хванге до девяносто девятого или двухтысячного, а затем перебрался в Ботсвану?
Он кивнул.
– Я уехал в девяносто девятом и прожил в Ботсване пять лет.
– А потом?
– А вот для дальнейшего рассказа мне, пожалуй, нужно еще вина.
– Я принесу, – взяв у него бокал, Хоуп скрылась на кухне и через минуту вернулась. Накрывшись мягким пледом, она подумала, что комната наконец-то прогрелась. Как уютно… День продолжал оправдывать ожидания.
– Так, – начала она. – В каком году это произошло?
– В две тысячи четвертом.
– А что случилось?
– Я попал в аварию, – сказал Тру. – Довольно серьезную.
– Довольно – это насколько?
Он отпил вина, глядя Хоуп в глаза.
– Я умер.
Умирание
Лежа в кювете у шоссе, Тру чувствовал, что умирает. Он смутно осознавал, что пикап перевернулся, полностью смяв переднюю часть, и одно из колес долго крутилось в воздухе. Тру едва заметил, что к нему бегут люди. Он не очень понимал, где находится и что случилось, почему перед глазами все расплывается. Тру не знал, отчего ноги перестали слушаться и откуда взялись волны сильнейшей боли, накатывавшие на него.
Очнувшись в незнакомой больнице в совершенно другой стране, Тру ничего не помнил об аварии – он же возвращался в лодж, проведя несколько дней в Габороне! Только позже медсестра рассказала, что на него со встречной полосы вылетел грузовик. Тру не был пристегнут и от удара вылетел через лобовое стекло (отчего треснули кости черепа) и приземлился футах в сорока, получив еще восемнадцать переломов, включая оба бедра, все кости правой руки, три позвонка и пять ребер. Незнакомые люди, оказавшиеся рядом, положили его на тележку торговца овощами и бегом повезли во временный медпункт неправительственной организации, где делали прививки жителям ближайших деревень. Там не было ни необходимого оборудования, ни лекарств, ни даже врача; пол был грязный, а в палате лежали дети, не обращавшие внимания на мух, роившихся над их лицами и телами. Медсестра, молодая шведка, терявшая голову от обилия больных, не знала, что делать, когда Тру вкатили в приемный покой, но люди ждали от нее помощи, и она подбежала к тележке проверить пульс. Пульса не было. Медсестра прижала пальцы к сонной артерии. Тишина. Она наклонила голову к губам Тру и прислушалась. Не почувствовав дыхания, девушка кинулась к медицинской сумке за стетоскопом. Прижав кругляшок к груди, она напряженно вслушивалась, ловя малейший шум, но стетоскоп молчал. Тру был мертв.
Владелец тележки попросил убрать тело – он торопился вернуться на шоссе и собрать овощи, прежде чем все разворуют. Девушка пыталась доказать, что он должен дождаться полиции, но торговец кричал громче ее и в итоге настоял на своем. Они с отцом одного из больных малышей сняли тело Тру с тележки и положили на пол в углу. Сломанные кости при этом щелкали и скрипели. Медсестра накрыла тело одеялом. Люди потеснились, освободив место мертвецу, но особого внимания не обратили. Владелец овощной тележки сразу ушел, и вакцинация пошла своим чередом.
А чуть позже Тру закашлялся.
В больницу в Габороне его привезли в кузове попутного грузовика. Дорога от деревни заняла больше часа. Врач, осматривавший его в приемном покое, мало что мог – чудо, что Тру был еще жив. Носилки оставили в людном коридоре и стали ждать, когда он умрет. Медики рассчитывали, что смерть наступит через несколько минут, максимум через полчаса. Между тем солнце уже клонилось к закату.
Тру не умер. Он дожил до утра, но у него начался сепсис. В больнице не хватало антибиотиков, а дорогие препараты на безнадежных не тратили. От жара развился отек мозга. Прошло два дня, потом три, а Тру все находился между жизнью и смертью. Известили Эндрю как ближайшего родственника, указанного в удостоверении личности Тру, и сын вылетел из Англии к отцу. Эндрю сообщил о случившемся матери, и Ким прилетела в Ботсвану из Йоханнесбурга, где она жила в то время. Удалось срочно организовать медицинский самолет, и Тру перевезли в травматологическую больницу в ЮАР. Каким-то чудом он перенес перелет и сразу получил огромную дозу антибиотиков, пока врачи откачивали избыток мозговой жидкости. Восемь дней он лежал без сознания, но на девятый наступил кризис, Тру очнулся и увидел Эндрю у больничной койки.
Он провел в больнице семь недель, пока одну за другой ему чинили сломанные кости, вставляли спицы и накладывали гипс. Потом полупарализованного, с двоением в глазах и постоянным головокружением его перевели в реабилитационную клинику.