Держа наготове рукоятку голубого кинжала, принцесса молча потопала в полумрак — навстречу Лютингу или, если интуиция ее подвела, — прямо в разинутые клыкастые пасти.
* * *
От последствий тернового проклятия Давен Сверр отощал, сгорбился. Изольда видела, как болтается на нем мешком потрепанная одежда. Не ускользнули от ее внимания и выпирающие, словно лоза из ветхой корзины, полукружия ребер. По всему выходило, жизнь у заложника ее чар сложилась незавидная.
Оглядываясь на него через плечо, принцесса мимоходом отмечала, что самонадеянности в движениях бывшего короля поубавилось. Они сделались крадущимися, отрывистыми, как у притаившейся в засаде ласки. Впрочем, голод и лишения не избавили ее старого знакомого от капризов и дурных манер, лишь заставили скрывать их под маской лживой почтительности.
Как пить дать Давен Сверр мечтал броситься на нее, переломить ей шею, но на стороне колдуньи имелась магия. Защитит ли она свою хозяйку от бед? Утверждать с уверенностью принцесса не отваживалась. Иногда терновник и правда выручал, но происходило это в основном непроизвольно. Для того же, чтобы управлять колдовством всецело, требовалось учиться.
Кое-как ориентируясь по сиянию бледных поганок, Изольда обогнула остов продырявленного доспеха и выждала с минуту. Хвала богам, ни тех, кто притащил сюда латы, ни других, носивших их при жизни, слышно не было. Болотник также умудрялся не производить лишних шорохов.
Удостоверившись, что он следует за ней, Изольда продолжила путь. Интересно, как ему удалось продержаться в гиблом чертоге так долго? Наверняка приходилось прятаться в тесных норах, ночевать впроголодь…
Убеждая себя, что живодер заслужил расплату, колдунья вдруг пришла к неприятному умозаключению: чего же тогда достойна тьер-на-вьёр? А она сама, бесправно разящая всех неугодных колдовством? Суда, вечной темницы, более жестокого возмездия?
— Прибыли, — провозгласил провожатый негромко. — Грибная тюрьма аккурат за поворотом. Спускайся, если хочешь, а я покараулю.
Предложение смутило принцессу, но спорить на пороге предполагаемого узилища своих спутников она себе не позволила. Окатила Давена Сверра ледяным взглядом и юркнула за угол. Почти тотчас дорогу преградил глухой тупик.
— Ты обманул меня!
— Погляди себе под ноги, — проворчал нетерпеливо болотник, — да поживее, пока не набежали желающие нами попировать.
Последовав указанию, принцесса опустила голову и, верно, рассмотрела в полу люк с громадным кольцом — круглый и, похоже, страшно тяжелый. Но зато на нем не было ни единого замка или запора. Утопленницы не тревожатся о побеге своего пленника?
Одолеваемая дурными предчувствиями, она поднатужилась и потащила, затем рванула на себя, дернула в сторону. Крышка поддавалась с трудом. Пришлось умерить гордость и кликнуть на подмогу наблюдавшего за туннелем болотника.
— Мне возиться с черной работой? — кисло скривился он. — А потом велишь ботинки тебе вычистить?
Но Изольда была неумолима.
— Я согласилась взять тебя на сушу, если подсобишь в спасении моих друзей. В противном случае считай нашу сделку расторгнутой.
— Ох, ладно, ладно, — каркнул бывший король, хватаясь за кольцо. — Будь проклят тот день, когда я сподобился утопить тебя!
Несмотря на хилый вид, он оказался на удивление сильным. И дело у них заладилось: неподатливая дверца заскрежетала по земле, съехала.
— Тс-с! — зашипел на принцессу Давен Сверр, нервно оглядываясь по сторонам. — Клади осторожнее.
Покончив со злополучной крышкой, Изольда прильнула к краешку люка и свесилась вниз.
— Хёльм, Таальвен Валишер?
Изнутри пахнуло густым сладковатым душком — вроде бы гнилостным, но при этом заманчиво привлекательным. У Изольды даже голова закружилась.
— Тааль?
В темноте было слышно, как плещет тоненький ручеек, но различить дно или стены погреба не удавалось. Внезапно издалека раздался тихий сдавленный кашель, за ним сиплое прерывистое дыхание.
— Изольда? — медленно проговорил Лютинг. — Ты не чудишься мне?
— Слава праветрам! — От радости принцесса чуть не свалилась в темницу. — Прости, что так долго. Я искала вас с Хёльмвиндом повсюду, но треклятый дворец как подводный муравейник!
— Выходит, Северный ветер не с тобой? — сонно уточнил королевич. — Здесь его тоже нет…
Речь была приглушенной, вялой, будто он еле ворочал языком.
— Ничего. — Наобум шаря во мраке, принцесса силилась нащупать хоть кусочек тверди. — Вдвоем мы живо вызволим и его. Главное, что ты цел.
Узник замолчал, словно размышляя над спорным утверждением, и от волнения у терновой колдуньи засосало под ложечкой.
— Ведь с тобой все в порядке, правда?
— Да, — поспешил успокоить Лютинг. — Просто в голове туман и перед глазами сплошной мрак.
Она облегченно обмякла.
— С этой загадкой мы живо разделаемся: вытащим тебя наверх, и мир сразу обретет очертания.
Подрагивающие пальцы принялись распутывать завязки на плаще.
— Хватит копаться, — поторопил болотник, косясь на черный зев коридора. В компании тьер-на-вьёр или нет, в здешнем сыром закутке он — что мышь в западне. Если загонят в угол, не отобьешься.
— Кто там с тобой? — насторожился в своей тюрьме Таальвен Валишер.
Пришлось Изольде набраться храбрости и открыть правду.
— Давен Сверр.
— Что? — На сей раз окрик получился живым, выразительным. — Болотный король, которого мы считали мертвым?
— Я потом все объясню, ладно? — Она опустила в отверстие люка скрученную в канат накидку. — Попытайся ухватиться за плащ, что я тебе сбросила.
По шумному сопению приморского королевича можно было запросто догадаться: от новой компании он не в восторге. Но насчет несвоевременности пререканий принцесса рассудила верно.
Потоптавшись на месте, Лютинг наугад примерился, куда именно прыгать, и оттолкнулся от земляной почвы — мимо.
Изольда глубже сунула в яму запястье, перехваченное тугим хитроумным узлом.
— Чуть повыше…
О том, почему ее муж не замечает света, обозначившего выход пятном в полотке, принцесса предпочитала не думать. В конец концов, ей самой так же сложно разглядеть его в этих недрах.
Нацелившись на встревоженный голос, королевич предпринял новую попытку. И хоть кровь у него в висках оглушающе бухала, задел ткань накидки кончиками пальцев.
— Почти получилось! — возликовала Изольда. — Осталась всего четверть вершка.
Ноги Таальвена постепенно слабели. Создавалось впечатление, что он пролежал без движения неделю… Мышцы отказывались напрягаться, тяжелая голова соображала все хуже.