Голоса дрейфующих льдов - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Молчанова cтр.№ 93

Глазам открылась вымощенная гладким камнем круглая площадка, окруженная белоснежной черемухой. Дорожка за площадкой, усыпанная нежными лепестками и подсвеченная белыми фонариками, уходила в глубь сада до самой стены, где кончались владения Анжелики.

Катя зачарованно смотрела на танцующие пары и ей казалось, что она уже все это где-то видела. Только где?

Ночь за пределами освещенной веранды, площадки и аллеи была насыщенно черной, в небе застыла полная луна, с необычайной алой каймой внизу. Исходившее от нее сияние точно окровавленным языком облизнуло невинно чистые лепестки черемухи на верхушках деревьев. И на всем небосклоне — ни одной звезды. На что же сегодня так не хотели смотреть ангелы?

Теплый воздух, начиненный ароматом черемухи, такой сладкий и головокружительный проникал глубоко внутрь, вызывая легкое волнение. Катя присела на железный стул возле пустого столика.

Чуть поодаль, за пределами веранды, до неприличия близко друг к другу стояли Георгий с Анжеликой. И смотрел он на нее не с привычной маской подчеркнутой вежливости, а иначе — страстно, восхищенно и сердито.

Они не произносили ни слова, но Катя знала, что те жарко о чем-то спорят. Паук на плече Анжелики то и дело шевелил лапами, прикасаясь к шее хозяйки и передавая ей мысли молодого человека, яростно сжимавшего кулаки. А он, стиснув зубы и сверкая глазами, в свою очередь читал ее мысли.

Анна Орлова, всеми покинутая, стояла, подпирая двери в бальный зал, бросая косые взгляды на своего возлюбленного, так увлеченного красавицей Анжеликой.

А хозяйка тем временем неожиданно воскликнула:

— Я не верю тебе! Что они тут забыли?

Георгий пожал плечами.

— Не верить твое право. — И едва слышно прибавил: — Твой создатель Наркисс в их числе.

Губы Анжелики задрожали, и сама она как-то вся сжалась.

Молодой человек с невыразимой нежностью коснулся ее плеча и сочувственно сказал:

— За двести-то лет он мог и забыть тебя.

Она покачала головой.

— Но только не после моего послания к нему... Боже! — Девушка вскинула глаза на Георгия. — Это из-за меня они...

— Нет.

И оба посмотрели на Катю, а та не успела отвернуться. Все трое некоторое время смотрели друг на друга, затем Анжелика довольно громко произнесла:

— Ну что же, Георгий, очень жаль, что вы вынуждены сейчас нас покинуть... ночь в самом разгаре. — Она холодно улыбнулась. — Вы разбиваете мне сердце, не позволив подарить вам ни одного танца.

Катя с трудом сдержала улыбку, подумав, что это сердце не разбить, даже если шарахнуть вниз с Вавилонской башни.

А молодой человек криво усмехнулся.

— О, уверен, ваше сердце непременно кто-нибудь склеит... Возможно ли иначе?

Проходя мимо Кати, он удостоил ее коротким взглядом и обронил:

— Доброй ночи, Екатерина.

В его словах она уловила какой-то скрытый смыл, но раскрыть его не могла.

«Куда он так спешно ушел, даже не прощаясь со своей подругой? О чем спорил с Анжеликой? Почему упомянул Наркисса? Какое я имею ко всему этому отношение?» — гадала девушка.

Пары танцевали в саду, а для нее играла «Тоска» из оперы Джакомо Пуччини — арии Каварадосси. Мелодия, точно нож, разрезала ночь, страстная, неукротимая, и щемяще нежная.

Катя пыталась припомнить, что слышала об этой опере, но кроме слов Лайонела: «Самый красивый художественный исход любовного треугольника — смерть всех троих», ничего не вспомнила. В тот раз, когда он упомянул оперу Пуччини, ее слишком возмутило замечание про смерть, она даже попыталась спорить, сказала ему: «Зачем умирать всем троим? Будет достаточно одной смерти и тогда все станет на свои места». Он только посмеялся, совсем несерьезным тоном заметив: «Смерть троих для красоты и вечности. А смерть одного — для прозы жизни». Тогда они занялись любовью и оперу больше не обсуждали.

Сейчас Кате стало жаль, что она отмахнулась от темы любовного треугольника и смерти, так и не поняв, что же думает Лайонел. Вспоминая проведенные с ним дни, она ни о чем так не жалела, как о его словах, которые пропустила мимо ушей, уверенная, что у нее еще много времени, чтобы выслушать его и понять. Куда интересней ей было смотреть на него, целовать его, прикасаться к нему, чем обсуждать музыку, театр, архитектуру и прочее. А потом она была слишком погружена в мысли о своей бездарности, чтобы слушать кого-то, и главное — слышать. Да и вечность их оказалась слишком непродолжительной.

«Вот он — любовный треугольник, — горестно размышляла девушка, — и что с ним делать, когда ни кто-то там, а я — часть этого треугольника? Как же легко говорить, что смерть одного — прекрасное решение проблемы, если речь о какой-то мыльной опере! И насколько все иначе, если сама жизнь вдруг становится оперой».

Катя протяжно вздохнула и, заметив направляющегося к ней Вильяма, выдавила из себя улыбку.

В саду зазвучал голос француженки Мирей Матье и пары соединились в вальсе.

Молодой человек протянул руку.

— Простишь мне мой каприз?

Ей вовсе не хотелось с ним ссориться, особенно в такую прекрасную ночь, наполненную запахом трав и сладких цветов.

— Конечно. — Девушка последовала за ним на каменную площадку, освещенную ясным глазом луны с кровавым отблеском на нижнем веке.

И вновь Катю пронзило чувство дежа-вю, где-то она все это уже видела...

Кружа ее в вальсе, Вильям сказал:

— Всего-то наш второй танец.

«И правда, — изумленно подумала она. — Как же так вышло?» Казалось, они знали друг друга так давно, столь многое их связывало, а за все это время им удалось лишь раз потанцевать.

С Лайонелом она много танцевала... А ведь первый танец он бессовестно украл у брата на Рождественском балу, изумив всех, и разозлив Анжелику своим оригинальным выбором партнерши.

Катя потупилась. Изумрудные глаза смотрели на нее с нежностью, рука обвивала за талию легко и осторожно, точно боясь сделать больно. Вторую ее руку Вильям держал бережно, как будто ему вверили нечто очень хрупкое. И так во всем, он обращался с ней, точно она была соткана из воздуха. Ей это льстило, ее это утешало в тяжелые времена, когда хотелось кинуться в чьи-то объятия в поисках сочувствия и понимания. Совсем иначе держался с ней Лайонел. В танце прижимал к себе так крепко, что дыхание перехватывало, целовал скорее страстно, чем нежно, и смотрел на нее с легкой насмешкой. Для него она оставалась маленькой и глупенькой, он редко, как ей казалось, воспринимал ее серьезно. А она действительно, видно, глупая, потому что отдала бы все на свете, посмотри он на нее хоть раз как смотрел Вильям. Не могла она оценить то, чем уже владела, ее манила одна-единственная вершина — непокоренная, и оттого такая желанная.