— Глупыш, ты же пожалеешь!
Про своих гостей, прием она и думать забыла, ее трясло от
ярости и желания размазать сопляка по стене. Но сделать это было не так-то
просто. Атанасиос одной рукой удерживал обе ее руки, да так крепко, что вскоре
девушка поняла: из нападавшего она превратилась в пленницу.
«Может, ты все-таки выслушаешь меня?» — написал нахал.
— Я не намерена тебя слушать! — крикнула она прямо в его
самодовольное лицо.
Не спуская с нее сверкающих глаз, он вывел на стене: «Мне
показалось или на тебе нет трусиков?»
Она уставилась на его пальцы, сжавшие тонкие запястья
вместе. Ей и в голову не приходило, что мальчишка может обладать такой огромной
силой.
— Если ты посмеешь хотя бы прикоснуться ко мне... — Она
перехватила его взгляд, устремленный в вырез платья. — Я закричу.
Атанасиос неожиданно выпустил ее и, слегка от себя
отодвинув, уже без улыбки, убрал карандаш в карман и сказал:
— Помнится, в свое время ты планировала заполучить Лайонела,
чтобы стать сильнее.
Перво-наперво ей хотелось воскликнуть «Не правда», но она
сдержалась из любопытства. Разговор становился интереснее.
Атанасиос протянул ей руку.
— Идем? Полчаса со мной и я подарю тебе то, чего ты так
жаждешь.
Она хотела спросить, какие у нее гарантии, но тут из одной
из комнат вышел Даймонд и, заметив их, остановился.
Анжелика выискивала в его бледном лице хоть намек на
ревность, но не находила. Синие глаза были устремлены в пол,
красновато-каштановые волосы спадали на лоб, губы оставались недвижимы.
— Подойди, — приказала ему девушка, ненавидя его в этом миг
за безразличие сильнее, чем когда либо.
Даймонд приблизился, и она указала на стену.
— Сотри. — А сама вложила пальцы в ладонь Атанасиоса,
помурлыкав: — Ну что ж, идем. Люблю настырных.
Они двинулись по коридору, а когда остановились перед дверью
ее комнаты, Анжелика украдкой посмотрела на Даймонда. Сердце легонько, но до
странного больно, сжалось — он вытирал тряпкой стену без всяких эмоций, так и
не поняв, для кого она сказала про настырность. Хотелось кричать, топать ногами
и плакать от отчаяния и гнева, но она лишь улыбнулась Атанасиосу, который
внимательно рассматривал ее, и прошла в свою спальню, не потрудившись до конца
прикрыть дверь.
Ничего на свете ей сейчас не было нужнее, чем добиться от
Даймонда каких-то чувств, эмоций, причинить ему боль, показав, что он ничего
для нее не значит. Она с трудом сдерживалась, чтобы не побежать к нему и не
проорать, как ненавидит его.
— Кто он? — Внезапный вопрос заставил ее вздрогнуть.
— Мы о ком? — разыграла она изумление.
Девушка видела, он собирался дождаться ответа, но потом
передумал и шагнул к ней.
Ощутив прикосновение его пальцев, ловко расстегивающих
пуговки платья, Анжелика поинтересовалась:
— Где гарантии?
Юнец сорвал с шеи бабочку, скинул смокинг, затем рубашку и,
достав из кармана складной ножичек, порезал себе шею.
Анжелика с жадностью подхватила губами багряную каплю,
выползшую из ранки. На вкус кровь оказалась терпковатой, насыщенной, как
хорошее вино. У девушки закружилась голова, она схватилась за плечи юноши,
пораженная своим небывалым опьянением.
Он же подхватил ее на руки, донес до постели и положил,
пообещав:
— Эти полчаса ты никогда не забудешь.
Впервые с момента их знакомства она заметила,
что он неплохо сложен и сам по себе недурен на лицо. Не то
чтобы это имело для нее огромное значение, ей приходилось иметь дело и с куда
менее симпатичными мужчинами, но все-таки миловидная внешность никогда не
являлась минусом.
Анжелика приникла к порезу у него на шее, он лежал не
шевелясь, позволяя ей пить. Прикосновения его горячих рук к своему телу ей
нравились, она с удовольствием выгибалась ему навстречу, но овладеть ею он не
спешил. От мальчишки веяло юностью, свежестью и трогательная дрожь его ресниц
цвета пыли льстила девушке.
Пьяные мысли кружились в голове, точно множество бабочек с
пестрыми крылышками. Взмахивая ими, они дразнили ее — неспособную поймать ни
одну из них.
Анжелика скользила языком по порезу, но тот был слишком мал
и ее затрясло от нетерпения и сильнейшего желания погрузить зубы в эту нежную,
теплую плоть.
Атанасиос придержал ее за шею и, заглянув в глаза,
промолвил:
— Я позволю себя укусить...
Девушка воззрилась на его нежно-розовую шею с бьющимся
пульсом, но мальчишка тихо засмеялся.
— Не сюда.
На миг Анжелика замешкалась. На память пришел тот день,
когда уродливейший из виданных ею стариков по имени Наркисс сделал ее сильным
вампиром. Страх перед этим безжалостным старейшиной так и не стерся из памяти
за два столетия. Вид его омерзительного лица и окровавленного члена яркой
картиной, вместе с обретенным бессмертием застыли в вечности.
Брови Атанасиоса медленно поползли вверх, он истолковал ее
заминку по-своему.
— Разыгрывать стыдливость не обязательно, я знаю, ты не
девственница.
Она усмехнулась. После двухсот лет едва ли нашлось бы
что-то, чем удалось бы ее пристыдить или смутить.
Девушка думала о силе, власти, которую обретет с кровью сына
самого Создателя, и ее переполнило нетерпение и восторг, от которого по затылку
пробегали мурашки. Давно забытое человеческое ощущение, когда вдруг становится
холоднее, а потом вновь бросает в жар.
Атанасиос не солгал, он позволил себя укусить и получил от
этого не меньше удовольствия, чем она сама. Ее пьянила его крепкая кровь,
голова становилась все легче и легче, а тело наполнялось бешеной энергией. И
наконец, она ощутила резкий скачок сердца, оно бешено дернулось, и ожив, глухо
застучало: тук-тук-тук...
— Хватит, — приказал тогда Атанасиос и резко перевернул ее
на спину. Анжелика даже не сразу осознала, что он овладел ею, так поразил ее
звук собственного сердца и ни с чем несравнимое, давно позабытое ощущение
равномерных толчков в груди.
Немного позже, лежа рядом с Атанасиосом и слушая ритмичный
стук, перекликающийся со стуком в груди мальчишки, девушка произнесла:
— Это был лучший секс в моей жизни.
Губы его искривила усмешка.
— Оно скоро замедлится и все станет как прежде... — Улыбка
сошла с его уст, и он чуть мягче добавил: — Если не считать, что ты теперь
будешь в разы сильнее, моя дорогая.
Он соскочил с постели и, глянув на часы, удовлетворенно
кивнул.
— Мы еще успеем потанцевать.