Лайонел холодно улыбнулся, глядя на белую луну. Брат
ненавидел в нем вовсе не его, а самого себя. Их сходства он не мог вынести и в
то же время такого бескомпромиссного различия. То, что сумел воплотить в жизнь
один, второй, даже в глубинах ещё тогда — своей человеческой души, воплотить
боялся. Но это не значит, что не хотел бы...
Лайонел почувствовал на правом плече шевеление — Орми, не
пожелавшая остаться в подземном дворце, прильнула к его шее и обхватила ее
когтистым крылом. Он с трудом мог представить, что этого своенравного рогатого
дракончика можно чем-то пронять. Блестящие черные глазки смотрели на него
внимательно, не мигая.
«Не нужна тебе эта рыжая ведьма», — с ревностным жаром
заявила летучая мышь.
На память пришли слова, сказанные ему Катей посреди ледяного
моря Уэддла: «Я горю, потому что ты инквизитор». Как же она оказалась не права,
не он был ее инквизитором, а она его. И сожгла все мосты к отступлению, сожгла
весь его мир вокруг себя, не оставив ничего, потому что эгоистично, как
капризный ребенок, хотела единолично быть центром его вселенной. На меньшее бес
был не согласен, и за те дни, что они провели вместе, молодой человек осознал в
полной мере: или он сделает девушку счастливой, или ее придется отпустить.
Слишком свободный, не привыкший подчиняться и жить от взгляда до взгляда
любимых глаз, он сам уже не знал, что страшнее, отказаться от нее или бороться
и заполучить ее на свою голову.
«Не думай о ней», — обиженно вмешалась Орми.
Лайонел легонько ущипнул мышь за острый коготь на крыле.
— Если я верну ее, — пробормотал он, — она пустит тебя на
воротник, а то и поджарит.
«Не нужна она тебе, — заявила Орми и, видя, что на него не
очень-то подействовало, прибавила: — А ты не нужен ей, рог даю на отсечение,
она целовалась с твоим братом с огромным удовольствием. Да что я говорю, ты не
слепой, сам видел!»
Молодой человек кивнул. Но мог ли он винить ее в том, к чему
сам склонил? Конечно, мог. Если бы только он застал ее все такую же
безжизненную, сидящую, как и говорил Йоро, в своей комнате, с тоской глядя в
стену... Он же увидел ее другой, целующейся на скамеечке в парке с каким-то
мальчишкой. А теперь и с Вильямом.
Лайонел сердито стиснул зубы. Ждал ли от нее верности?
Несомненно. Ведь ему самому не хотелось ни одну другую женщину, и сейчас,
смиряя гордыню, он осознавал, что его чувства куда сильнее, глубже, чем ее
чувства к нему. И огненный бес был способен пойти на измену, а если так, то с
прошлым тот окончательно решил порвать.
«Я буду всегда тебя ждать», — прозвучал в голове ее звонкий
голос, от чего сердце как будто легонько кольнуло. Лайонел выступил из-за стены
пятиэтажки, где все это время стоял, но что-то заставило его обернуться. Он не
сразу понял, что не так в знакомом до мелочей дворике, а когда наконец увидел,
сразу точно отрезвел. Большого деревянного дома, черного после пожара, без окон
и дверей, дома, где он впервые поцеловал Катю, больше не было.
Молодой человек медленно пошел по родной улице — длинной и
пустынной. Вдали призывно манили желтым светом фонари, а тут — царил полумрак,
рассеиваемый лишь белым сиянием луны.
Молодой человек мельком взглянул на темные окна своего дома,
затем вытащил из кармана телефон и сухо сказал в него:
— Все отменяется.
Летучая мышь расправила крылья и радостно взмыла в воздух, а
когда вернулась на плечо, провозгласила: «Таким как ты, Лайонел, не нужны
глупые девицы с их нежностями! Только пожелай и у тебя будет любая, даже самая
красивая и недоступная!»
Он снисходительно посмотрел на Орми.
— Таким, как я, дорогая, любая не подходит. Мне нужна та
единственная, которую я не могу получить.
Глава 22. Шокирующие признания
Катя попыталась приподнять лиф платья, полагая, что то
слишком откровенно. Белое, в греческом стиле, с открытыми плечами, длинное,
покрытое алмазной пылью, точно засахаренное.
— Не нужно, — мягко убрала ее руки от лифа Ксана, — все
прекрасно.
Катя смиренно уселась на пуф, позволяя служанке заняться
волосами. Та долго расчесывала их гребнем, девушке даже хотелось поторопить ее,
но она не решилась. С того дня, как выпросила у Ксаны прощение и предложила
стать подругами, ту словно подменили. Она постоянно улыбалась, напевала себе
под нос и старалась предупредить ее малейшее желание. Девушка терялась в
догадках. Что произошло с вампиршей, бесконечно раздражавшей ее? Ксана теперь
не казалась хищной дрянью, от нее исходила одна лишь положительная энергия. И
ненавидеть ее, как прежде, уже не получалось.
— Ах, — вздохнула Катя, — неужели некому было больше
устроить прием, кроме этой мерзкой Тьеполо! Я не могу ее видеть, просто не могу!
Ксана тактично не прокомментировала ее слова, лишь
проронила: «Последний прием весны, большое событие». Тогда девушка повернула
голову и, подняв глаза, полюбопытствовала:
— Тебе нравится Анжелика?
Служанка помолчала, а потом уточнила:
— Как женщина?
Катя недоуменно вскинула брови, а Ксана поспешила ответить:
— Нет, не тот тип, который мне симпатичен.
Ненадолго повисло молчание. Катя смотрела на бриллиантовое
колье — подарок Лайонела, лежащее на столике. Она старалась поменьше думать,
вспоминать, но чаще всего какие-то вещи, попавшись на глаза, сметали на пути к
мыслям о Лайонеле все преграды.
— Какую прическу будем делать? — бодро спросила Ксана.
— A-а, оставь так, — передернула плечами девушка, вырываясь
из плена воспоминаний, куда ее утягивал лед холодных голубых глаз, так часто
возникающих перед ней.
— Не хотите прическу? — огорчилась служанка, но послушно
отложила гребень и с каким-то непонятным Кате благоговением провела ладонями по
ее волосам от затылка до конца спины. — Вы очень хорошенькая сегодня.
— Благодарю, — несколько растерялась девушка, продолжая
сидеть на пуфе, глядя на туалетный столик.
— Ой, совсем забыла, — вскрикнула Ксана, хватая колье. Она
долго возилась с застежкой и, чувствуя осторожные прикосновения ее пальцев на
своей коже, Катя никак не могла расслабиться.
— Вы очень напряжены, — разминая ей плечи, заметила
служанка. Когда ее прикосновения стали больше походить на поглаживания, девушка
напряглась еще больше. В поведении Ксаны было явно что-то не так.
— Довольно, — хрипловато попросила Катя. Уже некоторое
время, находясь рядом с Ксаной, ее преследовало ощущение, словно она уже все
это видела и понимает происходящее. Но от чего-то сама суть каждый раз
ускользала, заставляя нервничать и ломать голову.
Руки служанки съехали по плечам.
— Вы такая хорошенькая, — повторила Ксана.