В самой глубине - читать онлайн книгу. Автор: Дэйзи Джонсон cтр.№ 38

Я не понимаю, сказал он.

Сара собирала кружки. Такого ждать, сказала она, только душу травить. Она харкнула в кулак. Блядские сигареты. Она бросила кружки в ведро с водой для мытья посуды.

Когда Гретель была маленькой, сказала она, мы не говорили о смерти, мы говорили, что кто-то уехал, и она иногда спрашивала, вернется ли что-то из этого, когда оно вернется? Даже сейчас мне иногда кажется, что она ждет собаку, которая была у нас много лет назад, или пару умерших друзей. Она сказала мне, что не думает, что они вернутся прежними. Она не стала объяснять, что это значит, только сказала, что когда их отъезд закончится, они вернутся другими.

Он не знал, что сказать на это. Он еще не привык к тому, как она иногда говорила – не делая пауз и не спрашивая его мнения.

Я знаю, палатка у тебя паршивая. Ты можешь спать сегодня здесь, если хочешь.

У него отлегло от сердца. Он знал, что ночью палатка наполнится всем, что будет слышаться ему: маленьким телом того мальчика и Чарли; его спальный мешок будет лежать низом к реке, и мертвые станут приходить к нему с голосами и словами других людей. Сара заварила еще чаю, и они пили его, сидя на ступеньках. Гретель спала и лепетала что-то во сне. Он ощутил руку Сары на своей руке. И подумал о четвертом ребенке.

Почему они никуда не обратились? – сказал он.

Куда бы они обратились?

В полицию.

Нет. Они бы этого не стали делать.

Он не понимал. И сидел молча.

Что бы они сказали полиции? – сказала она после секундной паузы. Рассказали бы о том, что видели – что видели все – в воде? Что они знали, кто забрал их ребенка, хотя не могли объяснить этого.

Может быть.

Тогда полиция сказала бы: это невозможно, такого здесь не бывает. Скажите нам, что на самом деле случилось с вашим ребенком. И что бы они сказали?

Я не знаю.

Они бы сказали: мы видели это. Мы знаем, что это было. Вам нужно поймать его. А полиция сказала бы: вы нам врете. Что вы пытаетесь скрыть? Понимаешь?

Может быть, сказал он.

Она всплеснула руками, словно стряхивая с них воду. Мы здесь не обращаемся к полиции. Не обращаемся ни к пожарным, ни в «скорую помощь». Всегда так было. Они ничего не знают о нас, а мы знаем о них все, что нам нужно.

Но что же бывает, когда что-то идет не так?

Мы сами разбираемся, ответила она. И поднялась, давая понять, что разговор окончен.

Это была первая ночь, когда он спал на лодке, но не последняя. Он натянул на голову капюшон спального мешка и стал дышать в него. Огонь горел до самого утра. Гретель что-то бормотала во сне, как будто даже там она не могла сдержать напор слов. А Сара лежала так тихо, что он вообще не мог понять, заснула ли она. Он чувствовал, как она лежала рядом на спине. Эта близость настораживала его, тревожила.

Ночью река нахлынула с севера и принесла много рыбы с серебристыми брюшками в мутной воде вместе с опалубкой какой-то лодки и осенними листьями из тех мест, где только наступила зима, облачками соли и гальки с моря. В воде повсюду был Бонак: в телах, призраки которых могли зацепиться за якорь и остаться здесь, в стволах деревьев, достаточно больших, чтобы сбить лодку, в водяном воре, неуверенно выглядывавшем из туннелей, залитых водой.

Река

Его ужалила зимняя пчела, очумевшая от холода, и Сара высасывала жало из его руки. Он смотрел на белый пробор в ее темных волосах. Ее босые ноги переступали по полу, и она держала его за предплечье. Что я здесь делаю? – подумал он. И Сара распрямилась с жалом, зажатым в зубах, точно иголка.

Хочешь оставить его?

Она положила жало ему на ладонь. Приносит удачу. Особенно в такое время года. Они умирают, когда жалят тебя. Я подумала, мы можем наготовить всякой всячины сегодня. Что скажешь? Устроим пир горой, праздник живота?

Да, сказал он.

Она прижалась лицом к его щеке. Тем утром она казалась молодой, бурлящей энергией и возбуждением. Перед этим он видел, как они с Гретель делали стойки на руках на берегу, в зарослях, закидывая голые лодыжки к небу. Ноги Гретель покачивались и кривились, но Сара держала ноги прямо и ровно. И тогда он почувствовал жгучую боль в запястье и увидел пчелу, впившуюся полосатым брюшком ему в кожу.

Сара открыла настежь двери лодки и мыла пол на четвереньках, выплескивая ведра с грязной водой в реку. Маркус сидел на корточках рядом, готовый помочь. Сара потела. Ему хотелось спросить, волновало ли ее все, что они слышали от других лодочников, но он не решался. Он знал, что были темы, на которые они не говорили: о мертвом мальчике, об ограблении торговки мясом, о том, что все, кроме них, уплыли на юг. Люди с проплывавших лодок оставили им мяса, свежего хлеба, большой кусок желтого масла. Они устроят пир, праздник живота.

Ты мог бы устроить помывку, сказала она, потянув носом воздух, и рассмеялась. Когда ты мылся последний раз? Возьми мое полотенце. В том ведре немного моющей жидкости. От тебя такой запах, про который Гретель говорила «я хороша», когда была маленькой и терпеть не могла мыться. А я хороша – так она говорила.

Он поднял руку и прижался лицом к подмышке. О да – от него никогда еще так не разило. Прошел почти месяц с тех пор, как он мылся – в узкой душевой родительского дома – и видел свое тело, и одевался в чистую одежду. Его волосы были заскорузлыми точно шерсть.

Будь осторожен, сказала Сара. Течение в это время года сильное. Тебя может смыть.

Он колебался. Ему хотелось сказать ей, что он слишком боится; он не мог заходить в воду. Там был водяной вор, затаившийся где-то у самого дна в ожидании.

Не волнуйся, сказала она. И он испытал тревожное ощущение, словно она знала, о чем он думал. Она коротко притянула его к себе, обняв за плечи. Не волнуйся. Если пойдешь вон туда, там есть укрытие за деревьями. Я тебя услышу, если позовешь меня.

Он тут же разозлился. Она говорила с ним так, будто он был таким же ребенком, как Гретель; будто он собирался кричать ей, как маленький. Но уже в следующий миг его злость прошла. Она придет, если он позовет. Она знала, о чем он думал.

Он остановился у палатки, взял рулон пищевой пленки и нижнее белье, чтобы постирать и оставить сушиться.

На повороте перед дамбой река расширялась, ответвляясь с одной стороны узким ручьем, вход в который преграждали поваленные деревья, так что туда не могла заплыть лодка с реки, но по суше дойти было можно. Зайдя на берег над ручьем, он остановился в нерешительности. Все это время он пытался держаться от реки подальше, стараясь никогда – при малейшей возможности – не поворачиваться к ней спиной и вообще не забывать о ней. Едва ли был такой день, когда бы он не вспоминал о том, что видел в тот раз под деревьями; о том, чего боялись все те люди. Он мог бы вернуться, ничего не сказать, попробовать сполоснуться из ведра, немного скрыть свой запах. Он снова поднял руку и понюхал, повернул голову и понюхал волосы, начавшие отрастать, наползая на уши. Что правда, то правда – он был «хорош». У него зудели десны при мысли о том, как она нюхала его, зная, какой он грязный. Она готовила ужин, она хотела, чтобы он поел с ними, он уже почти неделю спал с ними на лодке. Он сделает все, о чем она его попросит. Если попросит уйти под воду и никогда не возвращаться, он это сделает. Он сказал себе, что это был долг благодарности ей за все, что она сделала, но он понимал, что это было нечто большее.