– Бедная Марджори!
Он кивнул.
– Фотографию я сохранил. Когда-нибудь я его найду. Она обрезана так, что остались только голова и плечи, а картон с обратной стороны содран, чтобы фотография поместилась в пудреницу, так что имени фотографа нет. Но если я его встречу, сразу узнаю.
– Никто не остается безнаказанным, Карр. Не пытайся строить из себя палача. Это не по твоей части.
– Разве нет? Не знаю…
Повисла тишина. Элизабет не нарушала молчания. Она откинулась на спинку кресла и наблюдала за ним из-под темных ресниц. Длинные тонкие руки спокойно лежали на коленях. На ней была зеленая юбка, кремовый свитер с высоким воротом, почти полностью закрывавшим длинную шею, и маленькие жемчужные сережки.
Карр снова заговорил:
– Знаешь, Фэнси очень на нее похожа. Прежде она работала манекенщицей, а сейчас она хористка и танцовщица – правда, безработная. Она много трудится и хочет добиться успеха. Надеется получить роль в пьесе из постоянного репертуара, как она это называет. Не думаю, что она хоть сколько-нибудь умеет играть на сцене. Ей нужно внимательно относиться к тому, как она произносит гласные, потому что в Степни, где она выросла, они звучат иначе. Кажется, ее родители до сих пор живут там, и ей даже в голову не приходит уйти от них в свободное плавание, потому что она очень хорошая девушка и очень любит свою семью.
– А какое отношение ко всему этому имеешь ты? – спросила Элизабет.
Он взглянул на нее и довольно горько пошутил:
– Она хочет подняться по социальной лестнице и рассматривает меня в качестве трамплина.
– Вы помолвлены?
– Кажется, нет.
– Ты просил ее руки?
– Не знаю.
– Карр, ты должен знать!
– А я не знаю, и это факт.
Она вдруг выпрямилась, широко раскрыв глаза и стиснув руки.
– Ты позволил себе плыть по течению и понятия не имеешь, где оказался.
– Да, так оно и есть.
– Карр, это самоубийство! Ты не обязан жениться на девушке, которую не любишь.
– Нет. Но вот так плыть по течению совсем легко, если тебе все равно, что случится. Мне бывает одиноко.
Элизабет быстро и тихо ответила:
– Лучше быть одиноким, чем испытывать одиночество рядом с другим человеком.
Ее потрясла боль в его глазах.
– Чертовски верно. Я попробовал и то, и другое, так что мне это известно. Но, видишь ли, поговорка «обжегшись на молоке, дуешь на воду» не работает; всегда кажется, что в следующий раз все будет иначе.
– Карр, мне прямо встряхнуть тебя хочется! Ты говоришь ерунду и знаешь это. Ты, конечно, повел себя необдуманно с Марджори, но в этот раз ты даже не притворяешься, что эта несчастная девушка тебя хоть сколько-нибудь интересует.
На его лице мелькнула давно знакомая вызывающая улыбка.
– Дорогая, она вовсе не несчастная девушка. Напротив, она очень милая девушка, безупречно хорошая девушка и к тому же невероятно красивая: платиновые волосы, сапфировые глаза, полуметровые ресницы и розовый цвет лица в лучших английских традициях. Погоди, сама увидишь!
Глава 5
Как и следовало ожидать, чаепитие прошло хорошо. Фэнси сначала упиралась:
– Но кто такая эта Элизабет Мур? Ты точно мне про нее никогда не говорил. Этой лавкой владеет она?
– Нет, ее дядя. Он вообще-то довольно известный человек. Когда-то у семьи Мур был большой загородный дом за пределами Меллинга. Трое погибли во время Первой мировой войны, и уплата налогов за их наследство разорила семью. Джонатан был четвертым. Когда дошло до продажи имущества с молотка, он сказал, что откроет лавку и сам все продаст. Вот так он и начал свое дело. Родители Элизабет умерли, поэтому она живет с ним.
– Сколько ей лет?
– Она на три года моложе меня.
– А я не знаю, сколько тебе лет.
– Двадцать восемь.
– Значит, ей двадцать пять?
Он расхохотался.
– Умница! Как ты догадалась? Пойдем, она уже поставила чайник.
Успокоенная открытием, что Элизабет уже почти женщина средних лет, Фэнси пошла с ним. Она была совсем не прочь выпить чашку чая: сидение под феном вызывает такую жажду! Она еще больше успокоилась, увидев Элизабет и приветливую старую гостиную. Пускай мисс Мур старый друг и все такое, но ее никак не назовешь красавицей, и она совсем не изящна. Юбка на ней была немодного кроя – не этого года и даже не прошлого. Джемпер с высоким воротом и длинными рукавами тоже не был элегантным. И все же Рэнси почти сразу почувствовала, что ее алый наряд чересчур вызывающий. Это чувство становилось все сильнее, и в какой-то момент она чуть не расплакалась. Нельзя сказать, что мисс Мур не была милой или что она и Карр как-то пытались заставить ее чувствовать себя чужой, но именно так она себя и чувствовала. Они были не такие, как она. Глупо, конечно, – она была не хуже других и притом гораздо красивее и элегантнее, чем Элизабет. Какое глупое чувство! Мама бы сказала, что нечего ей выдумывать ерунду. А потом вдруг это чувство исчезло, и она принялась рассказывать Элизабет про родителей, про то, как получила первую работу, и теперь уже чувствовала себя хорошо и спокойно.
Когда перед уходом они с Элизабет поднялись наверх, Фэнси, стоя перед зеркалом времен королевы Анны, спросила:
– Это старый дом, да?
Она видела отражение Элизабет в зеркале: слишком высокая и худая, но было в ней что-то утонченное, что очень подходило к этому дому и мебели. Элизабет ответила:
– Да, он очень старый, семнадцатого века. На месте ванной раньше находился пороховой склад. Все ужасно неудобно, конечно, но вполне подходит для ведения коммерции.
Фэнси достала пуховку и принялась поправлять безупречный макияж.
– Я люблю новое, – сказала она. – Не понимаю, зачем люди так пекутся о старом. Я хотела бы, чтоб у меня была серебристая кровать, серый мебельный гарнитур, а все остальное чтоб было синим.
Элизабет улыбнулась.
– Вам бы это точно подошло.
Фэнси сложила губки бантиком и умелым движением нанесла помаду.
– М-м… – протянула она и спросила, не оборачиваясь: – Вы ведь давно знакомы с Карром?
– О да.
– Как думаете, с ним трудно будет жить? В том смысле, что у него часто меняется настроение. Он всегда такой был?
Она увидела в зеркале, что Элизабет отвернулась и ее лица больше не видно. Элизабет ответила, чуть помедлив:
– Я давно его не видела. Он ведь был в отъезде.
– А вы знали девушку, на которой он был женат?
– Видела ее однажды. Она была очень красивая.