Элизабет стояла, не шевелясь и пристально глядя ему в лицо; красивая длинная шея, чуть откинутая назад голова, волосы, словно обдуваемые ветром.
– Что произошло? Расскажи мне.
Он рассказал, как увидел свет в окне Кэтрин и пошел к дому, повернул за угол, поднялся по двум ступенькам и вошел через приоткрытую дверь и задернутые шторы. Он ничего от нее не утаил: рассказал и про мертвое тело, распластанное на письменном столе, и про кочергу в пятнах крови, и про плащ с промокшим от крови рукавом и запачканной полой. Когда он закончил, она сказала:
– Напрасно ты вытер кочергу.
– Я должен был это сделать – на всякий случай.
Она покачала головой.
– Напрасно. Ты сказал, что не стал бы подкрадываться и бить человека по голове кочергой. Неужели ты думаешь, так поступила бы Риетта?
Его лицо залилось краской.
– Я задумался об этом гораздо позже. Там был этот чертов плащ, и я, не успев опомниться, уже вытирал кочергу. Не думаю, что это имеет хоть какое-то значение. Убийца здорово все продумал. Он либо надел плащ перед убийством, либо нарочно запачкал его кровью после. Ты же не думаешь, что он забыл бы о кочерге?
– Нет…
Она на минуту задумалась.
– Карр, если ты унес плащ и не оставил своих отпечатков пальцев, я не представляю, почему кто-то может подумать, что это сделал ты.
Он мрачно ответил:
– Есть еще наша малышка Фэнси, вот и все. Мы вместе просматривали газеты, оставленные Генри Эйнджером, когда я наткнулся на фотографию Джеймса Лесситера. Я не помню, что сказал, но она вспомнит. Что-то вроде «Попался, мерзавец!». После чего я, хлопнув дверью, вылетел из дома.
– Разве она не умолчит об этом? Разве ты не мог ее попросить…
Он яростно нахмурился.
– Нет! – И тут же смягчился. – Все равно не было бы никакой пользы. Она совершенно безыскусное дитя, полиция мигом бы у нее все выудила. Пусть уж лучше скажет все как есть, а мы будем действовать как люди, которым нечего скрывать.
Зазвонил телефон. Элизабет подошла к столу и взяла трубку. Он услышал, как она говорит: «Да, он здесь». Она посмотрела на него через плечо.
– Карр, это Риетта. Она хочет с тобой поговорить.
Глубокий голос Риетты донесся до него по проводам. Она заговорила по-немецки:
– Дела не очень хороши, Карр. Полиция забрала плащ. Мы недостаточно хорошо его отстирали. Миссис Мэйхью знает, что я была там. Она подслушивала. Она слышала, как он говорил о завещании и как сказал: «Если бы юный Карр убил меня сегодня, ты бы унаследовала весьма солидное состояние». Не очень-то здорово, правда? Я решила, что лучше тебя об этом предупредить.
Раздался щелчок – она повесила трубку. Он сделал то же самое, повернулся к Элизабет и повторил все, что услышал, закончив словами Риетты:
– Не очень-то здорово, правда?
– Полиция выяснит, кто это сделал. Но тебе нужно проконсультироваться с юристом, – рассудительно заявила она.
– Да. Я встречусь со старым Холдернессом.
– Он ведь не адвокат по… уголовным делам.
Карр скривился.
– Господи, не напоминай!
– Прости.
– Не извиняйся. Нам придется пройти через это. Возвращаясь к Холдернессу: он всех нас знает, и если дело окажется совсем не в его компетенции, он может направить нас к кому-нибудь еще. Он точно посоветует, к кому нам лучше обратиться. Я пойду к нему.
– Возвращайся потом и все расскажи.
Он кивнул, сделал несколько шагов к двери, но вернулся.
– Элизабет, забудь про вчерашний вечер. Мы не помолвлены.
Глаза ее сияли ярко как никогда. Она была достаточно высокой, чтобы обнять его за шею, не вставая на цыпочки. Сцепив руки у него на затылке, он притянула к себе его голову, пока их щеки не соприкоснулись.
– Разве нет?
– Нет.
– Хорошо, милый, я не возражаю – вместо помолвки будет свадьба.
– Элизабет!
– Не глупи! Беги к мистеру Холдернессу!
Глава 21
Мистер Холдернесс откинулся в кресле. Его цветущий вид никуда не делся, но черные брови, которые так красиво контрастировали с густыми седыми волосами, были нахмурены, а глаза глядели встревоженно. По мере того как Карр рассказывал, тревоги в этих глазах становилось все больше. Теперь мистер Холдернесс вдохнул и резко, протестующе выдохнул.
– Мой бедный Карр!
Губы Карра дернулись.
– Отвратительно, правда?
Мистер Холдернесс побарабанил по колену большими белыми пальцами.
– Ты же понимаешь, что, если все это всплывет, тебе грозит арест.
– Я только об этом и думаю.
– Конечно, нет причин для того, чтобы все это выплыло.
– Как это?
– Кто знает, что ты приходил в Меллинг-Хаус вчера вечером? Скольким людям ты об этом сказал?
Карр дернул плечом.
– Риетте, Элизабет и вам.
– Тогда не говори больше никому. Они должны держать язык за зубами, и ты тоже.
– Насчет этого я не уверен, – медленно сказал Карр.
– Напрасно.
– Не уверен. Понимаете, полиция знает, что Риетта была там. Они станут говорить, что у нее был мотив. Она пошла предупредить его о том, что я узнал про него и Марджори. Он рассказал ей какую-то малоправдоподобную историю, чтобы ее успокоить. Потом он достал завещание, которое составил в ее пользу, когда они еще были помолвлены – и миссис Мэйхью подслушивала под дверью! Она услышала, как он сказал: «Если бы юный Карр убил меня сегодня, ты бы унаследовала весьма солидное состояние». Это же совершенно четко указывает на Риетту или на меня. Если я отойду в сторону, останется только Риетта. Кроме того, даже если отбросить все остальное, Фэнси точно им расскажет, что я узнал его на фото, пришел в ярость и выбежал из дома, хлопнув дверью.
Мистер Холдернесс упрямо стиснул зубы.
– У тебя еще будет время на то, чтобы совершить самоубийство, если Риетта окажется в реальной опасности. Я настаиваю на том, чтобы ты держал язык за зубами.
Карр вопросительно вздернул бровь.
– Самоубийство?
Мистер Холдернесс сердито воззрился на него.
– А как еще это назвать, если ты предлагаешь рассказать полиции, во-первых, что ты вчера вечером опознал Джеймса Лесситера на фотографии как человека, который соблазнил и бросил твою жену, а во-вторых, что ты был на месте преступления примерно в то время, когда оно было совершено? Можешь поступать как знаешь, но я отказываюсь иметь дело с такой глупостью. Риетта, на мой взгляд, находится вовсе не в таком серьезном положении, как ты. Ни один человек из тех, кто ее знает, не поверил бы, что она способна совершить такое отвратительное преступление ради денег.