В пасти Дракона - читать онлайн книгу. Автор: Александр Красницкий cтр.№ 144

— Ну и дьявол с ними!.. — махнул рукой Шатов. — Лена, как я рад! Как это всё неожиданно!.. Ну слава богу! Мы опять вместе и теперь не расстанемся... Но это кто? Чи-Бо-Юй! Тянь-Хо-Фу!.. Я слышал о ваших делах, молодцы... Кто это связан?

— Образина, ваш-бродь! — доложил Зинченко.

— Кто?

— Извольте вспомнить... который в Порт-Артуре мундир мне располосовал... Так вот — он самый!

— Это хороший, добрый человек! — вступилась за Синь-Хо Елена. — Я и Уинг-Ти не видели от него ничего иного, кроме добра...

— Он убил нашего отца! — мрачно сказал Чи-Бо-Юй. Если русский отпустит его, он будет нам врагом. Да он и не отпустит, когда узнает, что это — вождь-пророк и-хо-туанов...

— Н-да!.. не зная, что делать, покачал толовой Шатов. Ну да мы его возьмём с собой. Там будет видно, кто он, и что... Но я вижу раненого.

— Николай, спаси его! — воскликнула Елена. — Это лучший из китайцев, это Вань-Цзы.

— Как? Тот самый, о котором писали мне и ты, и Варя!

— Он...

— Но что с ним?

— Его убили эти негодяи... Спаси, спаси его!..

— Поздно, — раздался тихий голос.

Это Вань-Цзы пришёл в себя.

— Поздно, — повторил он. — Я умираю! Спасибо вам, Елена, за заботу... Я вижу здесь русского офицера... не жених ли это ваш?..

Да, он!.. — бросилась к китайцу девушка. — Но, Вань-Цзы, вы не умрёте... вас отнесут в госпиталь... Там вынут пули, и вы будете жить...

— Нет, нет... Напрасно всё, — шептал умиравший. Зачем жить? Моя Родина, бедная, многострадальная Родина, во власти европейцев... Вы на себе узнали, Елена, что они за люди... Страну Неба ждёт поругание и разорение... Эх, зачем ваши соотечественники ввязались в это дело!.. Но я счастлив! Я не увижу позора Родины... Подойдите ко мне, Елена, наклонитесь... Подойдите и вы, русский... Вы любите её? Любите, любите! Я умру, радуясь, что она будет счастлива... Елена, Вань-Цзы умирает... Бедный китаец!.. Вы для него были солнцем! Елена! Я... я любил вас... вы были мне дороже всего... Я любил вас, не ожидая от вас ничего, не мечтая о взаимности. Эта любовь была тихая, она дарила мне счастливые минуты... Как хорошо любить бескорыстно. Елена!.. Поцелуйте меня... Умирающего можно... Так... Прощайте, прощайте... Родина моя, бедная, поруганная...

Что-то заклокотало в груди Вань-Цзы. Он скончался.

— Вот дело европейцев! вдруг раздался голос Синь-Хо.

Он приподнялся на локтях, глаза его так и сверкали.

— Они расстреляли того, кто был убеждённым сторонником их превосходства над Китаем, они убили его, когда в будущем, и в недалёком будущем, этот несчастный, ставший трупом, осуществил бы, только с пользой для своей страны, все замыслы безумного Кан-Ю-Вея... Они убили его! проклятые!

Синь-Хо, видавшим многие сотни случаен смерти, сам проливавший кровь, зарыдал. Рыдали Елена и Уинг-Ти. Шатов и Зинченко отвернулись — не по себе им было. Только Чи-Бо-Юй и Тянь-Хо-Фу с ненавистью смотрели на сына Дракона.

А в нескольких шагах замер небольшой русский отряд.

Истинные герои, действительные победители китайцев, смотрели во все глаза, не понимая, в чём дело. Чувствовали они только своим простым сердцем, что свершилось нечто нехорошее, позорное...

зянь-дзюнь Цицикара Шеу переживал такие минуты, каких он никогда ещё не испытывал в своей жизни.

Мертвенно-бледный, с дрожащими губами, с трясущейся головой, метался он по покоям своего великолепного дворца в Цицикаре, нигде не находя себе места.

Шеу был гордый человек и патриот до мозга костей. Он страстно любил свою Родину, любил её такой, какой она была, и ему казалось, что ничего лучшего, чем то положение, в котором был Китай, и быть не может. Благодаря такому убеждению Шеу был консерватором, охранителем многотысячелетних устоев родного быта, хотя в то же время ясно сознавал, что жизнь быстро движется вперёд и людям нужно сообразоваться с чтим движением.

Ради пользы Родине он задумал дело, казавшееся ему великим. Бедняга Шеу, вопреки всем договорам, заключённым между Россией и Китаем в Маньчжурии, решил воспользоваться смутным временем и сразу овладеть всей Великой Магистралью, сооружение которой! было близко к окончанию.

Он забыл, а может быть, и не знал о заключённых договорах и в овладении великим рельсовым путём видел только пользу для своей страны.

С каким восторгом он прочёл указ из Пекина об объявлении войны всем вообще иностранцам, а значит, и русским!

Но Шеу выказал себя в этом случае совершенно недальновидным. Он ненавидел европейцев, презирал их всей душой, но совсем упустил из виду, что эти жалкие пигмеи и русский народ, народ-богатырь, великан, далеко не одно и то же.

Шеу по своей близорукости смешал тех и других и жестоко поплатился за это.

Вполне уверенный в успехе, он бросил огромные полчища к Айгуну с тем, чтобы овладеть Благовещенском и отсюда перейти в наступление; затем послал целые орды к Харбину, главному русскому пункту на магистрали; он усилил гарнизоны Ажехе, Хай-Чена, которые поэтому стали неприступными, и вдруг...

Словно гром ударил с безоблачного неба, когда к Шеу пришли роковые вести: у Харбина лучшие маньчжурские войска рассеяны; Нингут, Хай-Чен, Ху-Лань-Чен, Эхо, Ажехе взяты, Сахалин против Благовещенска стёрт с лица земли, Айгун — эта грозная пограничная питатель — пал под ударом русских сил, и русские полки, сметая всё на своём пути, идут на его Цицикар...

Ничего подобного он не мог ожидать. Вместо победы — его разбили наголову во всех пунктах.

Горе, горе, горе!

Дзянь-дзюнь положительно потерял голову; он не знал, что предпринять в столь отчаянном положении.

Русские шли на него и со стороны Айгуна, и со стороны Хайдара, шли, побеждая во всех боях. И в таком положении Шеу не с кем даже было посоветоваться. Он был разделён с двумя другими правителями Маньчжурии: гиринским и мукденским дзянь-дзюнями.

Вдруг ему явилась мысль — мысль, какую может подсказать только безумие отчаяния. Шеу вспомнил, что у него и Цицикаре томятся в заключении несколько русских пленников, нижних чинов охранной стражи, захваченных на одной из станций Великой Магистрали.

«Они мне заплатят за всё!» — в бешенстве решил он и хлопнул в ладоши.

Явился один из его секретарей.

— Вывести русских пленников на площадь! — приказал Шеу. — И вызвать палачей!

Он был страшен в безумном гневе, но в то же время никто в Цицикаре не смел его ослушаться, ибо Шеу ещё оставался хозяином положения.

На площадь были выведены пленники, измождённые, еле державшиеся на ногах, но полные решимости умереть, как умирают русские люди — слепо глядя в глаза смерти и памятуя, что самая ужасная гибель, самые страшные муки лучше, чем измена долгу и Родине.