Если бы он родился в благоустроенном государстве и сумел при помощи воспитания и путем отрицания нравственных начал отделаться от непонятного для него чувства страха перед сверхъестественным и усмирить бушевавшие в нем страсти, то, обладая сильным и недюжинным умом, сумел бы напомнить миру о временах Наполеона. Если бы он был более дик и более удален от влияния цивилизации, то в гневе своем мог бы попрать и стереть с лица земли народы, как Аттила или Чака. А между тем он постоянно находился под суеверным страхом грядущего бедствия, а потому всякий раз останавливался на полдороги, не в состоянии выполнить намеченной задачи.
Вот он, например, объятый ужасом, бешено мчится прочь от места ночного злодеяния, хотя сам же его замыслил и привел в исполнение. Вот он летит на вороном коне среди бури, как мрачный дух на крыльях ночи. Он не верит в Бога, а между тем в его душе зарождаются сомнения, перед ним вырастают кровавые призраки, призраки эти принимают определенные очертания и формы, простирают к нему руки и как бы твердят ему: «Мы посланцы грядущей Божьей кары!» Он поднимает глаза к небу. Высоко над ним молния рассекает грозовые тучи, а ему чудится, что она чертит на них Великое Имя, отдающееся в его сердце при каждом ударе грома. В ужасе он закрывает глаза, но и тут его преследует стук копыт лошади, в мерном топоте которых ему слышатся слова: «Есть Бог, есть Бог!»
И он мчится все дальше и дальше, не обращая внимания на бурю и мрак ночи, стараясь оставить позади себя то, от чего не в состоянии избавиться ни один человек.
* * *
Было около полуночи, когда Фрэнк Мюллер наконец остановился возле хижины, одиноко расположившейся на берегу Вааля. Место было совершенно пустынное, и оттуда не доносилось даже лая собаки.
— Если только эта скотина кафр куда-нибудь запропастился, — произнес он вслух, — то я запорю его до смерти. Хендрик, Хендрик!
В это время из-под его ног вынырнула какая-то фигура, причем так неожиданно, что испугала лошадь, которая чуть было не сбросила седока.
— Что это еще за дьявольщина? — вскричал Фрэнк Мюллер, нервы которого были потрясены до последней степени, вследствие чего он стал пугаться любой неожиданности.
— Это я, баас, — сбрасывая с себя плащ, отвечала фигура, оказавшаяся уже знакомым нам кривым знахарем, тем самым, который относил письмо Бесси. Знахарь этот служил уже в течение многих лет Мюллеру в качестве телохранителя.
— Чего же ты прячешься от меня? Я ведь знаю твои дьявольские проделки. Смотри у меня, — продолжал он, — как бы я в один прекрасный день не положил конец тебе и твоему чародейству.
— Мне очень жаль, баас, что я вас напугал, — плаксиво говорил знахарь, — но еще полчаса назад я знал, что вы едете. Я просто не понимаю, что такое творится в воздухе, но я ясно слышал, как будто двадцать человек гнались за вами. Я отлично различал стук копыт коней, сначала вашей вороной лошади, а затем и остальных. Вот почему я вышел из хижины и улегся на траве, и только когда вы подъехали, лошади остановились одна за другой. Должно быть, это были черти!
— Ну тебя с твоими дурацкими рассуждениями, — оборвал его Мюллер, причем зубы его застучали от страха и волнения, — бери лошадь и ступай вычисти и накорми ее. Она устала, а завтра мне снова придется подняться до рассвета. Погоди, куда ты девал свечи и настойку? Если ты ее выпил, я дух из тебя вышибу.
— Как войдете в комнату, баас, то тут же налево, на полке, найдете водку, мясо и хлеб.
Мюллер соскочил с лошади и вошел в хижину, одним ударом распахнув еле державшуюся на петлях дверь. Отыскав коробку шведских спичек, он принялся чиркать ими о поверхность ящичка и от волнения обломал несколько штук, прежде чем ему удалось зажечь сальную свечу грубой самодельной работы. Возле свечи стояли бутылка персиковой настойки, стакан и кувшин с речной водой. Схватив стакан, он налил в него настойки пополам с водой и залпом выпил все содержимое, затем принялся за мясо и хлеб. Но он был положительно не в состоянии есть от усталости, а потому решил подналечь на настойку.
— Да, — промолвил он, — настоечка, кажется, неплоха. Так и обжигает все внутренности. — С этими словами он вынул трубку и закурил ее.
Как раз в это время появился Хендрик и объявил, что задал лошади корму и что она может хоть сию же минуту снова отправляться в путь; он хотел еще что-то прибавить, но был остановлен хозяином. Мюллер вообще неохотно вступал с ним в разговоры и делал это тогда, когда хотел с ним посоветоваться или погадать о будущем. В настоящую же минуту его нервы до того расшалились, что он был готов беседовать с кем угодно, хоть с собакой. События ночи привели этого ужасного человека в состояние ребенка, чего-то испугавшегося в темноте. Некоторое время он сидел молча, а кафр между тем расположился перед ним на корточках. Но наконец винные пары взяли свое, и Мюллер пустился в разговор со своим чернокожим приближенным.
— Сколько времени ты там пробыл? — спросил он.
— Четыре дня, баас.
— Отнес мое письмо в усадьбу дядюшки Крофта?
— Как же, баас, я передал его в руки мисси.
— Ну, а она что?
— Она прочла его и затем прислонилась к колонне, вот так, — с этими словами кафр широко раскрыл рот и единственный глаз и постарался придать своей отвратительной физиономии выражение убитого горем личика Бесси, причем схватился за одно из бревен, поддерживавших покосившуюся хижину.
— И она поверила?
— По всей видимости.
— Ну а потом?
— Потом она спустила на меня собаку. Глядите! — И он показал незажившие следы зубов Стомпа.
Мюллер рассмеялся.
— Хотел бы я посмотреть, как он задал тебе таску, чернокожий обманщик. Да, девушка не глупа, нашлась-таки. Ну и что же, ты очень на нее зол и, наверное, хочешь отомстить?
— Конечно.
— Как знать! Может быть, тебе и удастся. Завтра утром мы туда отправляемся.
— Да, баас! Я знал это раньше, нежели вы сказали.
— Мы туда отправляемся и захватим усадьбу. Дядюшку Крофта придется судить военным судом за то, что осмелился выкинуть английский флаг. Если он окажется виновным, мы его расстреляем, Хендрик.
— Непременно, баас, — поддакнул кафр, радостно потирая руки, — а он точно будет признан виновным?
— Не знаю, — пробормотал Мюллер, поглаживая свою золотистую бороду, — это зависит от того, какой ответ даст мисс и как на это посмотрит суд, — прибавил он, немного помолчав.
— Как взглянет на это суд? Ха-ха-ха! — расхохотался злобный туземец. — Как на это посмотрит суд! И баас будет председательствовать на нем. Ха-ха-ха! Да тут не надо и колдовства, чтобы предугадать решение. А если суд признает дядюшку Крофта виновным, кому будет поручено его расстрелять?
— Я пока не решил; да собственно и не время еще об этом толковать. Впрочем, не все ли равно, кто бы ни привел в исполнение судебный приговор!