Эйфория - читать онлайн книгу. Автор: Лили Кинг cтр.№ 40

– Возможно, он уважает местные табу.

– Фену наплевать на табу. Но дело не в этом. Мы по кусочкам пытаемся собрать картину этой культуры, и я работаю с партнером, который скрывает важную информацию.

Она заточила карандаш и заставила меня повторить рассказ еще раз, в мельчайших подробностях. Она задала много-много вопросов, что в итоге привело к обсуждению проблемы вульвы и различных вариантов использования ее изображения разными племенами на Сепике. К концу я почувствовал, что если и не смог устроить ей встречу с Ксамбуном, то по крайней мере был немного полезен. Настроение у нее поднялось, и я опять подумал, как головокружительно радостно было бы работать вместе с этой женщиной. Разговор вернулся к рукописи, лежащей на столе. Мы еще раз перечитали первую главу, делая пометки на полях. Переписали введение и перешли в кабинет, где она могла сесть за машинку. Столы стояли вплотную, я диктовал написанный нами текст, а она печатала. Перешли к следующей главе, теперь мы читали про себя, задерживаясь на определенных фразах, зачастую одних и тех же, и делали пометки для Хелен. Несколько ребятишек, не обращая внимания на банановый лист на ступенях, все же пробрались в дом. Они сидели по ту сторону москитной сетки, наблюдая за нами и время от времени пытаясь подражать странным звукам, которые мы издавали.

Фен вернулся как раз к главе про добу. Ему не понравилось то, что он увидел: мы двое наедине работаем над книгой Хелен, – и он дулся, пока Нелл не уговорила его рассказать историю про парня добу, который был абсолютно убежден в действенности своего заклинания невидимости и пытался пробраться в женские дома, откуда его всякий раз гнали палками. Потом Фен рассказал про любовное заклятие, которое колдунья наложила на него за день до отъезда. И разумеется, оно подействовало, иначе как объяснить, что по пути домой он сразу же влюбился в Нелл.

Нелл ушла на свой традиционный обход, а мы с Феном отправились в церемониальный дом на завершающую часть нанесения ритуальных татуировок. Инициируемый, мальчишка не старше двенадцати лет, завывал от боли, а несколько парней постарше прижимали его к бревну, пока взрослые мужчины покрывали мелкими насечками его спину и плечи. В каждую ранку капали смесь цитрусовых соков, отчего кожа вздувалась, шрамы набухали и впоследствии спина приобретала вид крокодильей шкуры. Кровь темными струйками сочилась по бревну. Закончив, они намазали мальчика маслом, натерли куркумой, облепили белой глиной и унесли плачущего, в полубеспамятстве в уединенное место, пока не поправится.

А мы с Феном пошли на берег. Я видел уже десятки инициаций, но зрелище от этого легче не становилось. Ноги ватные, в груди ноет. Мы сидели на песке и, кажется, ни словом не обменялись.

Вечером мы собрались на освящение хранилищ еды, которые почти опустели после празднества в честь Ксамбуна. Люди толпились на тесной площадке у амбаров, но к нам с Феном не подходили ближе чем на пять футов, зато Нелл держала на руках маленькую девочку, другой малыш сидел у нее на спине, и еще несколько карапузов цеплялись за ноги. Взрослые украсили себя тотемными растениями своих кланов. В каждый амбар внесли по паре клубней ямса, благословили их и призвали произвести много потомства. Долгими заунывными песнями и молениями призвали духов предков. Я устал стоять в духоте, и меня все еще мутило от картин инициации. Этот маленький мальчик лежал сейчас где-то там в зарослях, в жалкой лачуге, совсем один, плача от боли.

Фен ткнул меня в бок, и я, проследив за его взглядом, заметил человека, державшегося позади всех. Даже ничего не зная о нем, я сказал бы, что он здесь чужой. Вплотную к нему стояли мужчины его возраста и какая-то девочка, но он казался гораздо более одиноким, отстраненным, чем любой из виденных мною раньше местных жителей. В финале церемонии его позвали встать в дверях амбара, но он не двинулся с места. Толпа подбадривала его, но в конечном счете по рукам передали гирлянду из клубней и водрузили ему на шею. Он лишь коротко вскинул голову и, казалось, с трудом удержался, чтобы не сорвать с себя это тяжелое ожерелье. Он должен был пропеть финальную молитву, но не стал этого делать, и, не дождавшись, вперед выступила Малун и спасла положение.

По пути домой мы говорили об этом человеке. Нелл соглашалась с моими выводами, но Фен полагал, что мы сгущаем краски. Для него Ксамбун был обычным молодым парнем, который вернулся домой после долгого отсутствия, – слегка сбит с толку, дезориентирован, осваивается в новой жизни. Нелл хотела как можно скорее начать беседы с ним. Хотела, чтобы Фен прямо сейчас разыскал его в мужских домах, но тот убеждал ее, что Ксамбуну нужно еще несколько дней, чтобы прийти в себя, что для них самих будет больше толку от расспросов, когда парень вернется в прежний жизненный ритм.

22

Теперь у меня есть личный биограф, юный студент, который является в гости в рубахах навыпуск и очках с толстыми стеклами. Моя мать угощает его чаем, а он приступает к расспросам. И среди них есть, похоже, один, волнующий его больше всего, – вопрос, к которому он раз за разом возвращается, иногда приберегая его напоследок, иногда выпаливая первым делом, порой прячет среди других, полагая, что таким образом ему удастся меня подловить. Как вы додумались до Схемы? Я долго не мог понять, почему так не хочу отвечать на этот вопрос. Отчасти мне стыдно – хотя это слово едва ли передает глубину самого чувства. Отчасти причиной то, что нашу наивность, наше крайнее невежество относительно того, что ожидает Германию и остальной мир, сегодня почти невозможно представить. И, наконец, я все еще спрашиваю себя: если бы мы не придумали Схему, не пережили этого совместного опыта и если бы я не задержался тогда, а вернулся к своим киона, случилось бы тогда все остальное?

Это произошло на третью ночь моего пребывания на озере Там, когда все наши звезды сошлись.

Мы вновь сидели за кухонным столом. Еще раз просматривали рукопись Хелен, испещренную заметками на полях, тремя разными почерками.

– Я все еще думаю, что есть способ это все систематизировать, – сказала Нелл. Я видел, что ее заметки полны рисунков, схем и диаграмм.

– Что вы имеете в виду? – Но на самом деле я все понял. Я уже видел. Мне приснилось.

– Схема радуги? – недоумевал Фен.

– Ориентация. – Мы произнесли это одновременно. Ориентация.

– Идея в том, что культура развивается преимущественно в одном направлении, в ущерб другим.

Пока она говорила, я провел первую линию.

В ущерб другим. Мне казалось, что ее слова извлекли из меня это действие, но одновременно проведенная мною ось извлекала из нее слова. Я не мог разделить, где ее мысли, а где мои собственные. И по-прежнему меня преследовало ощущение тающего льда, чувство безотлагательной необходимости действовать. Я разделил линию поперечной чертой. Ровно так же, как на рисунке в моем сне.

Фен, каким-то образом уловив общую идею, ткнул пальцем в верхнюю часть страницы, сразу над вертикальной линией: