Имя Зверя. Ересиарх. История жизни Франсуа Вийона, или Деяния поэта и убийцы - читать онлайн книгу. Автор: Яцек Комуда cтр.№ 130

Вийон догадался уже, зачем брат из скриптория так настойчиво повторял, чтобы он не боялся ничего, спускаясь по коридору. Реньяр надеялся, что несчастный посланник епископа свалится с клифа и закончит жизнь на скалах у подножия монастыря. Как мило, что он ошибся!

– Ты искал останков проклятого Фаустина?! – крикнул Реньяр. – Этого безбожного шельмы, дьявольского отродья, который пробуждал в аббате Гиссо нечистые желания, а нас всех водил за нос, будто прирученных медведей?! Откуда ты узнал, что мы отнесли его в Затопленную крипту? И что бросили в море еще при жизни старого аббата так ловко, что он не всплыл наверх? Пусть теперь соборует сирен на морском дне! Впрочем, через миг ты и сам узнаешь от него обо всем. Уж поболтаете там себе спокойно, не вспоминая больше о том, чтобы заняться мужской содомией.

Реньяр выставил правую руку из-под полы рясы, а в ответ Вийон чуть не засиял улыбкой. В руке монаха он увидел широкий мясницкий нож – наверняка подходящий, чтобы резать на четверти телятину или свинину, но неудобный, чтобы порубить на куски парижского вора и шельму.

– Я не знал, – бормотал он, пытаясь убедить Реньяра, будто вот-вот наделает в штаны. – Я вам вовсе не враг. И не знаю никакого Фаустина. Да, это правда… Епископ заплатил мне, но я не позволю себя четвертовать за его сребреники… А хотите – так и вам отдам… четверть… половину… – он затрясся так, что защелкали зубы.

Он заметил, что Реньяр уже не так внимателен, как поначалу, что он то опускает, то снова поднимает руку с ножом.

И тогда он напал.

Ударил с полуоборота, вырывая чинкуэду из-за пояса, хлестнул бенедиктинца поперек брюха, с одного удара пропоров черную рясу, сорочку и кожу, развернулся в пируэте вокруг собственной оси…

Реньяр завыл, хватаясь за кровоточащий живот, но не свалился с ног, Вийон мгновенно понял, что не сумел пробить одним ударом все слои сала, а потому клинок чинкуэды не добрался – даже не коснулся – требухи. Монах ударил ножом снизу, метя в подбрюшье поэта, но вор отбил удар левой рукой в сторону – нож прошел в пальце от его бедра и одновременно достал монаха, простым тычком справа, воткнув чинкуэду под левую подмышку и сразу ее вынув.

Библиотекарь захрипел, обрушился на Вийона всей своей тяжестью. Схватил его за руку, ударил головой в лоб поэта. Вийон согнулся, отлетел назад, ударился спиной о скалу, раскинул руки, не выпуская кинжала. Реньяр был словно атакующий бугай: рана, казавшаяся смертельной для сельского парубка, была для него не опасней, чем укол шпилькой для волос. Он схватил поэта, сомкнул руки, стремясь смять его ребра в медвежьей хватке.

Вийон завыл. Вдруг раздался короткий треск, камень ушел у него из-под ног. Пол коридора треснул поперек, тонкая трещина прошла по обеим стенам. А потом огромный кусок скалы откололся, и они полетели вниз – прямо на мокрые от воды камни и обломки скал, на высокие нагромождения битого булыжника внизу клифа.

А когда падали, словно низвергнутые на землю ангелы, рука поэта сама описала крюк за спиной Реньяра. И воткнула чинкуэду туда, где заканчивалась спина монаха, – прямо в левую почку.

Они рухнули с огромной высоты на наклонную скальную плиту. Поэт вскрикнул, понимая, что ничто их уже не спасет. Но всего за миг до того, как он ударился о камни, высокая волна, серая, как валун, ударила в основу клифа. Море, обычно такое убийственное, на этот раз протянуло ему руку помощи.

Вийон ударился спиной о воду, сразу ушел на дно, захлебнулся, захрипел от нехватки воздуха. С усилием оттолкнул в сторону тело Реньяра, а почувствовав под локтем твердое дно, оттолкнулся от него изо всех сил.

Волна откатилась, волоча его следом, дергая за мокрые полы рясы. Давясь и кашляя, поэт вскочил на ноги. Знал, что нужно бежать отсюда, уходить как можно скорее, прежде чем новый вал смоет его в море и разобьет о встающую над ним гранитную стену.

Прыгнул в сторону – туда, где высилась осыпь камней и обломков подмытого обрыва. У него почти вышло: очередная волна добралась до него, когда он наполовину уже взобрался на очередную плиту, и подбросила его вверх, потащив в бессильном гневе.

Вийон замер, стоя на коленях. Где-то там, на западе, умирало за грозовыми тучами солнце, а на сморщенную, гневную поверхность океана легла тень близкой грозы. Поэт встал и, согнувшись, откашлялся. Поднял голову и понял, что не сумеет вернуться в монастырь через катакомбы – ему пришлось бы обходить обрыв, у подножия которого он оказался. И нужно было уйти отсюда как можно скорее, пока шторм не набрал силу.

Далекий гром грянул, словно приближающееся войско – в барабаны. Вийон прыгал по камням, оскальзывался на каменных осыпях. Спешил.

Но вдруг спешка его вмиг улетучилась. Поэт остановился. В скальной щели пятью шагами ниже заметил он продолговатый черный предмет, выброшенный волнами.

Еще не до конца понимал, что это, но уже бежал туда. Упал, тяжело дыша, на колени и онемел. Это был гроб. Деревянный, прогнивший от долгого пребывания в морской воде, опутанный железной, проржавевшей цепью.

Но зачем опутывать гроб цепями?

Разве что для того, чтобы то, что внутри, не вышло наружу.

Это ли имел в виду Бенедикт Гиссо, когда писал: «В Затопленную крипту отведу тебя?!» Неужели аббат говорил об этом?

Гроб был полуразрушенный, дырявый. Вийон глянул внутрь, но там было пусто. Зато он заметил кое-что другое. Доски были проломлены внутрь. Поэт понял, что тот, кто был заперт в опутанном цепью гробу, не имел никаких шансов выбраться из ловушки. И что вбитые внутрь доски свидетельствуют о чем-то противоположном: а именно, что некто посвятил немало труда и усилий извне, чтобы достать из ящика его содержимое.

Он отер морскую воду со лба. И понял, что настал самый подходящий момент, чтобы поговорить с новым аббатом.

– В аббатстве совершено убийство, – сказал измученный, трясущийся Вийон, стоя перед Яковом де Монтеем. – Ваш предшественник, преподобный Бенедикт Гиссо, приказал сбросить в море своего любовника, некоего Фаустина – молодого монаха, к которому он воспылал содомитским чувством. Сделал он это, когда узнал, что его ученик и конфидент заинтересовал епископа Гийома де Малеструа. Ваше преподобие, над этим монастырем тяготеет грех, и именно это может оказаться причиной, по которой море отбирает от Мон-Сен-Морис кусок за куском.

Аббат поднял бледный взор от молитвенника. Глаза его были измучены и печальны.

– Доказательства, брат? Есть ли у тебя какое-то доказательство твоих слов?

– Имя Фаустина вырезано на надгробии предыдущего аббата. – Вийон не дал сбить себя с толку. – А прежде всего, – он вложил в руки аббата свернутые пергаментные страницы, – стихи, которые я нашел в гробу аббата Гиссо и в которых он описывает свою нечестивую любовь к Фаустину. Остальное, преподобный, вы узнаете от собственных монахов, потому что я готов голову дать на отсечение, что они скрывают правду.