Золотарь, или Просите, и дано будет… - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 45

— Да.

— Натэлла, ты лучше всех. С тобой цирка не надо.

— Золотарь, ты — упрямый баран.

— Значит, так. Я иду в сортир.

— А я?

— А ты сидишь здесь. Вы все сидите здесь. И не морочите мне голову…

Как ни странно, бегемоточка послушалась. Стараясь не слишком хромать, я выбрался в коридор. Огляделся, чувствуя себя полным идиотом. Никого. Рита в ванной, остальные в «котле». Бдить не хотелось. Думать не хотелось. Ссать хотелось.

До чертиков.

«Будешь мочиться в пипетку всю оставшуюся жизнь…»

Есть такой образ — липкий страх. Это да. Это точно. Хуже горчичников. Нет у меня пипетки. Это все, о чем я думал, заходя в туалет. Закрывая за собой задвижку. Расстегивая брюки. Нет у меня пипетки. Что, если не смогу? Это пугало больше, чем призрак импотенции.

Смог.

Сперва закапало. Не вполне удачно — в смысле попадания. Черт, забыл поднять пластиковое сидение. Надо протереть его туалетной бумагой… Ага, вот и струя. А что? Вполне приличная струя. Желтая, напористая. Мама моя родная, никогда не думал, что буду радоваться акту мочеиспускания…

Все.

Все позади.

И тут меня тряхнуло так, что спазм закрыл краник в усталом организме. Почему я? Нет, действительно — почему я? Имп-Шиза должна была напасть на Риту. Это Рита — жертва. Живец. А я так, погулять вышел — консультант, советчик, придаток…

Куда ты смотрела, Зараза?

— …тебя в морге родители не узнают…

Я прислушался.

Голос был женский. Еле слышный. Но вполне узнаваемый.

Рита.

— Тебя в морге…

С кем это она? По телефону?

В ванной?!

— …родители…

— Рита?

— …не узнают… — она меня не слышала. — Тебя…

Я ударил в стенку кулаком. Ссадил кожу о шершавую плитку.

— Рита!

— …в морге…

Нас разделяла стена. Нас разделял целый мир.

— …не узнают…

Пулей я вылетел из туалета. Громоздкой, неуклюжей, трясущейся пулей. И срикошетил от стены коридора. Плечо взорвалось острой болью, когда я вынес дверь ванной — что называется, с мясом. Взвизгнула, отлетая, задвижка. Хрустнули петли. Как при этом я не пришиб Риту, одному богу известно.

— …родители…

Она стояла у зеркала. Тихая, благостная. Словно под кайфом. В правой руке Рита держала маникюрные ножницы. Очень острые, хищно выгнутые на концах. Казалось, она решила подровнять сломанный ноготь. Когда б не рот, залитый густой, темной кровью, не блузка на груди — багровая, масляная; если бы не лужица в мойке, лениво утекающая в слив…

Рита разрезала себе ноздри.

На меня она не обратила ни малейшего внимания. Выбитая дверь? — разразись в коридоре самум, начнись океанский шторм, она бы и этого не заметила.

— Меня в морге родители не узнают, — счастливо хихикнула Рита.

И поднесла ножницы к глазу.

Я вцепился в ее руку, как обезьяна — в спасительную ветку. Две мои руки — против ее одной. Две человеческие, плоть и кожа, и жалкие мышцы — против гибкой стали, и яростного пластика, и безумия, сошедшего с небес. Запах ванили наполнил ванную. Черные орхидеи прорастали в кранах. Ангел сорвал печать, и вода в трубах превратилась в кровь. Ножницы полоснули меня по щеке.

Нет, не ножницы — ногти левой, свободной руки.

— Тебя в морге родители не узнают, — предупредила Рита.

И ударила снова.

А в зеркале на стене, напротив Риты, была подворотня, и серый бетон, и мой Антошка с разбегу бился о стену головой. Первый случай жертвы и исполнителя в одном лице. Теперь уже — второй.

Со временем творились чудеса. Я дрался с ней вечность. Натэлла примчалась к нам мгновенно. Как это совместить, я не знаю. Как Рита не выцарапала мне глаза, не знаю. Как ножницы вспороли мне мочку уха, не знаю. А уж каким образом Натэлла ударилась оземь и превратилась в Чистильщика — не знаю и знать не хочу.

Огромный, деловитый, он оторвал фурию от дурака.

— В морге! — крикнула Рита.

— Да, — согласился Чистильщик и ударил.

В боксе это называется хук.

— Сдурел? — заорал я, глядя на бесчувственную Риту.

Она сидела, запрокинув голову, между мойкой и душевой кабиной. Ножницы валялись рядом. Неясно, куда пришелся кулак Вадима Петровича, но пришелся он кстати. Неземной покой снизошел на лицо женщины. Блестела кровь — на губах, на подбородке… Чуть дрожали ресницы. И рот — рот Джокера, терзающего Готем-сити — перестал бормотать про морг и родителей.

— Нет, — ответил Чистильщик.

И ударил еще раз.

В боксе это называется бомба. Не спрашивайте, куда сел я. Или лег.

Не знаю. Не помню.

1

Выглядело это — как в кино.

Очень близкая дистанция. Перенос центра тяжести. Хитрый подворот тела. С ноги на ногу — раз! И кулак — снизу вверх, по красивой дуге. В подбородок. В чисто выбритый с утра, до боли знакомый подбородок. Черт возьми, мишень просто наделась на этот увесистый чудо-кулак…

— Апперкот, — с удовлетворением сказал Чистильщик. — Моя фишка.

Пальцы его легли на клавиатуру ноутбука.

— Ты на замедленной посмотри. Вот где класс!

— Зачем ты мне это показываешь? — спросил Золотарь.

Чистильщик удивился:

— А кто еще оценит? Если не ты?

— Я уже оценил.

Трагическим жестом Золотарь обвел палату. Грех жаловаться, палата была отдельная. Типа «люкс». С холодильником и телевизором. С выходом в Интернет, гори он синим пламенем. С видом на парк из окна. Беседки, мраморные нимфы, скамеечки…

Частная клиника «Доктор Сан» уважала своих пациентов. Случайные люди лечились в другом месте. И правильно — увидев счет от «Доктора Сана», случайный получал инфаркт.

— Мало. Вот, смотри: ювелирная работа.

— Ты мне зуб сломал.

— Не ври.

— Сломал.

— Ничего я не ломал. Тебе зуб наращивали, вот и откололось.

— Ты отколол, горилла.

— Скажем так: при моем участии. Давай еще раз прокручу.

— Иди в пень.

— Получишь удовольствие.

— Я уже получил…

Клинику оплатил «Авгикон». Золотарь торчал тут восьмой день. Каждый раз, когда он затевал разговор о выписке, улыбчивый врач спрашивал: вам у нас плохо? Хорошо, честно отвечал Золотарь. Но дома — лучше. Ведь я здоров? В целом, соглашался врач. И переходил к частностям. Из них следовало, что только наблюдение специалистов спасет пациента от знакомства с гробовщиком.