Общество и хозяйство в Римской империи. В 2 томах. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ростовцев cтр.№ 103

Далее, однако, возникают трудности. Как случилось, что династия Северов не удержалась, даже несмотря на то, что после своего основания она была столь охотно признана армией, и не очень охотно — образованными кругами? Как можно объяснить то, что солдаты убили Александра Севера, что затем они продолжили убивать и предавать тех императоров, которых сами выбирали, и породили таким образом политический хаос, подвергнув империю серьезным опасностям? Непрекращающиеся беспорядки должны были иметь более глубокие причины, нежели борьба за наследственную монархию божественного императора. Ведь эта цель была достигнута еще в самом начале, так почему же борьба длилась еще пять десятилетий?

Наверное, благоразумнее всего было бы остановиться на приведенном выше половинчатом объяснении и удовлетвориться им, как это и делают большинство историков старой школы. Наш материал скуден, поэтому non liquet и ignoramus — всегда самый удобный путь. В английском издании этой книги я предложил достаточно смелое объяснение, которое до некоторой степени подтверждается нашими скудными источниками; оно, если покажется приемлемым, направлено на то, чтобы найти подступы к истинному пониманию причин кризиса Римской империи. Те пять страниц моей книги, которые я этому посвятил, привлекли внимание большинства моих критиков, и теперь критике моей «теории» также посвящено немало страниц. Однако фактов, противоречащих этой «теории», не приводится. Основной причиной, из-за которой она отвергалась, было предположение, что на мои рассуждения повлияла ситуация в современной России. Не желая спорить об этом, я не вижу причин отказываться от моего объяснения, независимо от того, привело ли меня к нему изучение более поздних стадий развития мировой истории, или нет. Оно и сегодня меня удовлетворяет и согласуется с доступным нам фактическим материалом.

По моему мнению, борьба за и против династической монархии, которая велась между императорами при поддержке армии и просвещенными кругами, в конце концов направилась по другому руслу. Теперь речь шла не только о чисто политических целях. Это была борьба между армией и просвещенными кругами за ведущее положение в государстве. Императоры не всегда вставали на сторону армии. Многие из них пытались спасти систему управления, которую создала просвещенная монархия, и опирались при этом на образованные классы; но эти попытки ни к чему не могли привести, потому что каждая уступка со стороны императоров, каждый шаг в сторону возврата к условиям эпохи Антонинов наталкивался на неосознанное сопротивление армии, а также потому, что буржуазия была не в состоянии оказать императорам какую бы то ни было серьезную поддержку.

В этом и заключалось подлинное значение гражданских войн III в. Армия сражалась с привилегированными сословиями и не успокоилась, пока эти сословия полностью не утратили свой социальный престиж и пока жертвы полудикой солдатни бессильно не были повержены окончательно. Но имеем ли мы основания утверждать, что, ведя эту борьбу, военные преследовали определенные цели установления своего рода тирании или диктатуры армии над остальным населением? Для такого предположения нет ни малейших оснований. Ведь то было время переоценки всех ценностей. Цель, к которой она была устремлена, нам, может быть, и ясна, но современники ее не понимали, во всяком случае ее не осознавали участники той ужасной драмы. Движущими силами были зависть и ненависть, и люди, пытавшиеся уничтожить господство буржуазии, не имели никакой позитивной программы. А созидательную деятельность постепенно, шаг за шагом осуществляли императоры, воздвигавшие свой общественный порядок на обломках; и неважно, хорошо или плохо это у них получалось, во всяком случае разрушать что-либо они не намеревались. Прежний привилегированный класс был заменен новым, а основное население не только не улучшило свою жизнь, напротив, еще больше погрузилось в страдания и нищету. Единственное отличие заключалось в том, что изнуренных и страждущих теперь прибавилось и что прежняя культура, составлявшая достояние империи, навсегда исчезла.

Армия же, не потому что она по сути своей ненавидела существующий общественный порядок, тем не менее оказалась его разрушительницей. Положение армии, в том числе и социальное, было вполне приличным, ведь она была естественным питомником, поставлявшим кадры для муниципальной буржуазии. И если она действовала как мощный деструктивный и нивелирующий фактор, то только потому, что в конце II в. и на протяжении всего III в. она представляла те народные массы, которые играли в культурных достижениях империи лишь весьма незначительную роль. Мы показали, что армия М. Аврелия и Коммода была почти поголовно армией крестьянской, т. е. она состояла из представителей того слоя населения, который почти полностью был отграничен от достижений городской культуры, и что жители полей составляли большинство населения империи. Часть их была мелкими землевладельцами, другие были арендаторами или «колонами» у земельных магнатов или у государства, но в целом все они были подданными, в то время как представители городской аристократии были господами; в противоположность honestiores, проживавшим в городах, они образовывали класс humiliores. Короче говоря, они представляли собой особый класс, который был отделен от привилегированных кругов бездонной пропастью и предназначение которого состояло в том, чтобы поддерживать высокую культуру городов своим нелегким трудом, налогами и арендной платой. Старания просвещенной монархии и Северов возвысить этот класс, сделать из него деревенскую буржуазию, уравнять большую часть представителей этого класса с привилегированными классами, а с остальной частью обращаться как можно более мягко возбудили в humiliores осознание своего низкого положения и укрепили их преданность императорам, но главной своей цели императоры так и не достигли. Ведь на самом деле власть просвещенной монархии опиралась на городскую буржуазию, представителям которой вовсе не нравилась перспектива беспредельного расширения своих рядов, и они отнюдь не собирались делить свои привилегии с толпой новоявленных пришельцев.

В результате тупая покорность, на протяжении веков свойственная humiliores, постепенно превратилась в чувство ненависти и зависти по отношению к привилегированным слоям общества. Это чувство проникло также и в армию, состоявшую тогда почти исключительно из крестьян. Когда после узурпации трона Септимием Севером армия постепенно осознала свою власть и свое влияние на императора и когда затем императоры династии Северов один за другим стали подчеркивать свою приверженность армии и симпатию по отношению к крестьянству, а к городской буржуазии начали относиться весьма сдержанно, тогда армия постепенно стала давать волю своим чувствам и начала оказывать полуосознанное давление на императоров, резко выступая против тех уступок, которые некоторые из императоров допускали по отношению к ненавистной им буржуазии. Буржуазия же попыталась защитить свое влияние и отстоять свои привилегии, что привело к длительной открытой войне и беспощадной борьбе с привилегированным классом. Мощная разрядка накопленного напряжения произошла после правления Александра, который, по-видимому, исповедовал идеалы просвещенной монархии, и в особенности после краткого периода реставрации, последовавшего за реакцией времен Максимина. В конечном счете именно на этот период реставрации следует возложить ответственность за те бедствия, которые обрушились на империю при Галлиене; политика, избранная этим императором в качестве противодействия предшествующей реставрации, поддержанная большинством преемников Галл иена, окончательно отодвинула в сторону план восстановления городов в их прежних правах и теперь вполне отвечала интересам крестьянской армии. Эта политика, вызванная отчаянием, позволила по крайней мере спасти государственную систему. Так крестьяне одержали полную победу над городской буржуазией, и период, когда город господствовал над деревней, казалось, завершился. Преемники Галлиена воздвигли новое государство на новой основе, и теперь лишь в очень редких случаях правители обращались к идеалам просвещенной монархии.