Отчий дом - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Чириков cтр.№ 194

Cтраница 194

Это письмо читали все, кроме самого царя. И всем было известно, что рабочие пойдут с иконами и хоругвями, чего, конечно, тоже не знал один царь… К великому удивлению самих властей, это шествие с петицией о передаче земли народу, о прекращении войны по воле народа, об амнистии по политическим и религиозным преступлениям, об ответственном министерстве и реформах и рабочем законодательстве исходило от тех самых организаций, которые по плану субсидировавшего их правительства должны были служить департаменту полиции, а не социализму. Взлелеяли, можно сказать, змею на груди своей!

И кто же оказался во главе этого шествия? Священник Гапон, работавший в этих организациях по предложению самой политической полиции!..

В борьбе с сектантами правительство давно уже пользовалось услугами служителей православной церкви. Покойный Плеве придумал употребить духовенство и на борьбу с революцией. Для этой цели в устав провокаторских организаций полицейского социализма Плеве ввел параграф, обязывающий принимать в эти организации в качестве членов-соревнователей полицейских чинов и духовенство.

И вот священник Гапон, обслуживавший религиозные потребности рабочих Путиловского завода, попал в члены-соревнователи.

Был ли он подлинным провокатором, как, например, инженер Азеф, сам предложивший свои услуги Департаменту полиции?

Все поведение священника Гапона отрицает это предположение. Скорее, сам он был жертвой провокации, с одной стороны, политической охраны, а с другой — революционеров.

Вернее всего, дело было так. Пригласили священника Гапона и предложили ему вступить в организацию для религиозно-нравственного просвещения рабочих. Что же, дело само по себе хорошее, и может ли священник от такого дела отказаться, особенно при той зависимости от гражданских властей, в которых пребывало православное духовенство?

Не мог отказаться.

Занявши роль просветителя и проповедника христианской морали, могли священник Гапон отрешиться от бесед о правде и справедливости по отношению к труженику-рабочему? Если эта правда и справедливость принимала характер протеста, стихийный характер, доносил ли и выдавал ли Гапон наиболее опасных для правительства рабочих? Нет, не доносил. Революционная волна подхватила самого Гапона и вынесла на свой гребень. Около Гапона появился сердечный друг, революционер Рутенберг ^[600] из партии социалистов-революционеров. Нет никакого сомнения, что именно им и была брошена в рабочую среду мысль о демонстрации и что при его помощи сочинена была петиция. Когда брошенная идея стихийно захватила рабочих, священник сделал то, что он только и мог сделать: взял крест, иконы, хоругви и, придав демонстрации смирение христианского характера, сам возглавил шествие…

Только после расстрела этого шествия с крестом и иконами священник Гапон и сам превратился в пламенного революционера.

Вот какое письмо опубликовал Гапон после Кровавого воскресенья.

Большей услуги врагам самодержавия, чем это устроенное властями Кровавое воскресенье, невозможно было и придумать…

Собственноручно расстреляли и самодержавие, и православие.

Павел Николаевич Кудышев пережил это страшное событие в Петербурге. Пережил и весь трепет его ожидания вместе со своими единомышленниками. Среди них были люди, которые метались в бесплодных попытках остановить ожидаемое шествие рабочих ко дворцу. Но волна уже поднялась и не могла не покатиться…

Еще накануне вечером в одном кружке Павел Николаевич горячо спорил, предсказывая кровавый конец затеи. Поссорился, между прочим, со своим приятелем и бывшим секретарем, знакомым нам Елевферием Митрофановичем Крестовоздвиженским, который был в восторге от плана идти к царю с крестом, иконами и хоругвями. Ведь именно такой план он и сам развивал когда-то во младости!

— Все духовенство должно подняться за Гапоном, поднять хоругви и идти к царю за поруганной правдой! Кто осмелится стрелять в крест, иконы и служителей Христа на русской земле?

— Не принимая сам участия в этом шествии, я считаю нечестным толкать на это опасное предприятие рабочих! — попрекнул его сгоряча Павел Николаевич.

— Ну, вы не пойдете, а я пойду! — ответил оскорбившийся Елевферий Митрофанович.

На другой день Елевферий Митрофанович вышел на улицу и более уже не возвратился. Вероятно, был убит шальной пулей в числе многих из любопытной публики, потому что, по справкам Павла Николаевича об арестованных, в их числе Крестовоздвиженскаго не оказалось…

Если бы не упрек, брошенный Крестовоздвиженскому Павлом Николаевичем, тот, вероятно, не пошел бы и остался жив.

К возмущению, которым горела душа Павла Николаевича, примешалось огорчение и беспокойство совести. Но ни жалеть, ни самоугрызаться было некогда: надо было экстренно ехать в Симбирск, откуда пришла телеграмма о смерти матери. Надо было сообщить об этом сыну Петру, который поправился и героем с орденом Георгия на груди скакал на рысаке по улицам Петербурга.

Павел Николаевич имел с ним объяснение по поводу украденных предков и поссорился. Он почувствовал в сыне политического врага. С тех пор они более не встречались. Не хотелось Павлу Николаевичу и теперь видеться.