– Успели! – обрадовался мой друг. – Ну, теперь начнется давиловка! Правильно Ковригин пишет: нас унижают везде – в магазине, в больнице, на работе… Обошлось с ксероксом?
– Обошлось. Но больше так не делай.
– Прости, Жорыч! А как там Ковригин?
– Пока никак.
Из-за угла, словно подтверждая правоту «Крамольных рассказов», вывалила толпа матерящихся работяг.
– Семь часов! – Я посмотрел на часы.
Если бы этих разъяренных мужиков, перед которыми только что захлопнули железную дверь винного отдела, вооружить и возглавить, они бы в ярости легко взяли штурмом райком партии и выдвинули жесткие политические требования: продлить продажу водки хотя бы до восьми вечера.
Мы сели в опустевший автобус.
– И что с ним будет? – спросил Жека.
– Не знаю, но боюсь, нервы-то ему помотают.
– За что?! Он же правду пишет.
– Вот и скажи им! Ты же в ЦК КПСС работаешь.
– Во-первых, не в ЦК КПСС, а в вычислительном центре, который обслуживает ЦК КПСС. Во-вторых, кто нас, программистов, слушает?! Они на нас смотрят, как на негров. – Об антагонизме технических и ответственных работников высшего партийного органа мой друг мог говорить долго и гневно: – Они когда-нибудь доиграются, слуги народа!
– Слушай, – перебил я. – Полки мои пришли. В субботу буду забирать.
– Понял. Значится так, в это воскресенье я у сестры плитку кладу, а в следующее соберем твои полки и повесим. Чешские?
– Чешские.
– С импортом работать одно удовольствие. А может, ему уехать, как Солженицыну?
– Куда?
– Да хоть в Америку.
– Русскому писателю? Может, и мне уехать?
– Нет, ты оставайся. Без тебя мне скучно будет.
– «Белград», – сообщил в микрофон водитель. – Следующая остановка – «Круг», конечная.
Мы сошли. В воздухе веяло гарью. Дворники жгли палую листву. Стало еще темней, и на небе проклюнулись самые яркие звезды.
– Интересно, на других планетах тоже проблемы с пивом? – с сарказмом спросил Жека.
– Там проблемы с жизнью…
– Тебе в аптеку не надо?
– Точно! Анальгин кончился, – вспомнил я задание из списка жены – а это верный признак, что у нее уже скоро начнется.
Мы пошли к знаменитой аптеке, построенной по проекту, победившему в международном конкурсе: фасад представлял собой огромный красный крест. Нашу аптеку даже по телеку показывали несколько раз. За прилавком одиноко стояла провизорша, немолодая и уставшая от чужих болезней. Пока я покупал анальгин, мой друг внимательно изучал витрину и наконец спросил:
– Девушка, а вот у вас тут раньше были… такие… индийские…
– Индийские изделия закончились, – равнодушно ответила она. – В ассортименте отечественные – десять штук в упаковке.
– У меня на отечественные, знаете ли, аллергия.
– Неужели? – Провизорша, чуть усмехнувшись, с интересом глянула на остряка.
– Да, глаза слезятся… – совершенно серьезно подтвердил он.
Женщина широко улыбнулась, сделавшись даже хорошенькой, ушла за стеллажи, вернулась и выложила красную коробочку, на ней была изображена танцующая многорукая богиня с невероятным бюстом.
– Последняя.
– Спасибо! На ночь хватит.
– Заходите, донжуаны! – засмеялась она, посмотрев на нас с тоской.
Когда мы вышли на улицу, Жека открыл коробочку и поделился со мной по-братски, как я с ним пивом. На золотых квадратиках стрелкой указывалось место, где нужно вскрывать упаковку.
– Получше наших-то, – заметил я.
– Не сравнить! Совсем другая половая жизнь. Между прочим, с сандаловым маслом! Представляешь, Жорыч, отсталая нищая Индия, а по гондонам нас давно обогнала! Тонкие, да не рвутся, не то что наши калоши: «Ой!» – и на аборт, как на праздник. Хотя, конечно, если по большому счету, это то же самое, что нюхать розу в противогазе, но Иветка жутко боится залететь. Ее можно понять: у мужа кончается северный контракт, он, значит, возвращается, а у нее внепапочная беременность. Мы в ответе за тех, кого приучили!
Я спрятал два квадратика в боковой карман куртки. А что? Если случится чудо и я после ужина склоню Лету к взаимности, а она, слабея под моей настойчивой «прелюдией», прошепчет, что у нее как раз залетные дни, тут изысканные индийские изделия будут очень к месту. Странно устроено мужское вожделение: следом мои мечтательные намерения перенеслись на Нину. В «Новой книге о супружестве» сказано: накануне овуляции женщины обычно испытывают прилив чувственных желаний. Как не воспользоваться этой биологической предпосылкой? Да и заслужил я, проявив чудеса внутрисемейной дисциплины: возвращаюсь домой рано, трезвый, как хрусталь, с двумя авоськами продуктов в точнейшем соответствии с директивным списком. Плюс сыр «сулугуни»!
Мы простились с Жекой возле дома. Я пообещал держать его в курсе ковригинского дела, а он поклялся собрать и присобачить к стене чешские полки. Мы уже расходились по подъездам, когда на тропинке, ведущей от остановки, показалась Нюрка. Мой друг хотел перекинуть торт мне, но не успел.
– Ты же знаешь, я не люблю «Сказку», – поморщилась привереда.
– Другого не было, – огрызнулся он и побрел в постылую семью.
…Нина сидела в большой комнате и плакала в голос. Перед ней на столе лежали раскрытые кляссеры. Алена забилась в угол и смотрела глазами затравленного зверька.
– Что случилось?
– Она… она… она… – Жена так и не смогла пересилить рыдания.
– В чем дело? – спросил я дочь.
– Я… я… я… хотела маме помочь… я не знала…
Короче: Нина все детство и юность собирала марки по космической тематике, особенно гордясь блоками со специальным гашением в честь полетов, начиная с Юрия Гагарина. Первые серии покупал еще ее покойный отец, летчик-испытатель. Так вот, Алена, без спросу взяв альбомы и рассматривая коллекцию, обнаружила, что в основном марки стоят в слюдяных кармашках поодиночке, зато некоторые соединены по шесть и даже по восемь штук в блоки, простроченные дырочками. Решив, что взрослым просто недосуг разделить марки и чувствуя вину за «Пуппу», она раздербанила раритетные блоки и красиво разместила марки на свободных страницах кляссеров.
– Унесите и выбросьте в мусоропровод! – выла бедная Нина. – Я не могу это видеть! Я не вынесу… Все пропало… Это же спецгашения! Папа покупал…
– Я хотела как лучше… – оправдывалась малолетняя вандалка.
– Уйдите все! Муж – алкоголик. Дочь – вредительница. Уйдите с глаз моих навсегда!
И я, не державший сегодня во рту алкогольной росинки, сник от такой несправедливости, а потом разозлился и полез в шкаф за широким армейским ремнем.