Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше - читать онлайн книгу. Автор: Джакомо Маццариол cтр.№ 13

Мое самое любимое время, если честно.

И вот, значит, нарисовался этот Носатый. Словно одинокая туча внезапно закрыла солнце. Я, согнувшись над великом, возился с замком, который, по обыкновению, заело, и краем глаза заметил, как он выходит из школы. Еще подумал: куда это он собрался? Обычно родители забирали его на машине, прямо к крыльцу подъезжали, хоть и жили всего в двух кварталах; велосипеда у него не было, да он небось и кататься-то не умел. Я и мысли не допускал, что он может направляться ко мне; во-первых, потому, что мы были едва знакомы, а во-вторых, потому, что я бы уж лучше нацепил балетную пачку и сплясал на глазах у всей школы, чем стал бы с ним разговаривать.

Я жутко хотел есть и на чем свет честил проклятый замок, поэтому в первый момент, обнаружив перед собой Носатого, только изумился, ничего больше. Подняв голову, я огляделся по сторонам: не наблюдает ли кто? К счастью, все одноклассники уже испарились.

– Привет, Джакомо, – произнес он своим скрипуче-медоточивым голосом.

На нем был шерстяной свитер, вокруг шеи – коричнево-лиловый шарф. Сам я был в футболке, и то потом обливался. Я сделал вид, будто ничего не слышу.

– Мне надо тебе кое-что сказать, – продолжил он.

Я фыркнул – мол, мне-то что?

– В чем дело, Нос? Я домой. Мне некогда.

– Это быстро. Насчет твоего брата.

Нахмурившись, я вытер лоб и встал, оставив ключи болтаться в замке.

– Моего брата?

– Да.

– Какого еще брата? Ты о чем?

– Мне тут птичка напела…

Я терпеть не мог, когда так говорят. Проклятые птички вечно знали то, чего знать не полагалось; перестрелял бы этих порхающих по школе пернатых!

– …про болезнь твоего брата.

Я замер с разинутым ртом, словно рыба. Смысл его слов дошел до меня мгновенно, но переварить их я пытался секунд тридцать.

– Во-первых, – заговорил я, придя в себя, – это не болезнь. – Слова срывались с губ тяжелыми камнями. – А во-вторых, не твое дело.

Носатый поправил шарфик, изобразил вежливую улыбку и наморщил нос. Абсолютно то же выражение, с каким в классе он поднимал руку, чтобы сказать, что да, разумеется, он знает дату смерти Марата.

– Болезнь, болезнь. Это факт. Я изучал литературу. Ты же знаешь, что я мастер по докладам.

– И по копанию в чужом дерьме, очевидно.

– Да, надо же такому случиться, – гнул он свое. – Вот несчастье-то.

– ?!

– Самое печальное, – он сокрушенно покачал головой, – это что они рано умирают. По крайне мере, так написано.

Я уставился на него как на фокусника, проглотившего шпагу. Его слова ошеломили меня, и я даже не находил сил дать ему по роже.

– Ну, ты и сам, наверно, знаешь? Ты же его брат. Я хочу сказать, ты знаешь, что все те, которые, ну… такие, – он пробежался пальцами по воздуху, – долго не живут и часто и тяжело болеют.

– ?!

– Кошмар: он не сможет даже завести семью! Не научится жить самостоятельно! – причитал он, причем непонятно было: это такое тонкое коварство или просто необъятная глупость? – Ну ладно, давай, передавай ему от меня привет, о’кей?

Он похлопал меня по плечу, развернулся на каблуках и скособоченной походкой зашагал к дороге.

Несколько секунд я стоял не шевелясь. Он и правда все это сейчас сказал?! Дрожа от ярости, я набросился на замок, и тот, словно по волшебству (а может, из сочувствия ко мне), услужливо открылся. Сейчас вскочу в седло, догоню Носатого и перееду нафиг! Последствия? Замечание в дневнике, плохая оценка за поведение, жалоба от семьи пострадавшего? А, плевать! Я вспрыгнул на велик, разогнался, бешено крутя педали, чтобы наверстать упущенное время, и настиг его ровно в тот момент, когда он выходил на дорожку, начинавшуюся сразу за калиткой. И… я на него не наехал. Сознательно. Рванулся в сторону и только чуть-чуть его задел. Он обернулся и заверещал, точно женщина, которой юбку задрали. А я понесся в сторону дома, не оглядываясь.

Я нарушил все существующие правила дорожного движения. Чудом избежал аварии. Видимо, судьба не желала, чтобы на следующий день я пропустил контрольную по искусству. А может, мне встреча с Носатым зачлась как несчастный случай?

Добравшись до дома, я отпер калитку и поставил велик на место. Между прочим, он даже не мой. Нам его отдал папин коллега по работе. Сказал, что тот для него слишком мал. Вот только он перестал расти лет этак за двадцать до того – спрашивается, он что, двадцать лет размышлял, мал ему велосипед или нет?

Я открыл дверь на кухню, и на меня густо пахнуло базиликом. Базилик – значит песто; песто – значит бабушка Бруна.

– Привет, ба, – бросил я не глядя.

– Здравствуй, Джакомо, я приготовила тебе…

– Песто! Спасибо, бабушка.

Я кинул рюкзак за дверь и повесил куртку на вешалку. Обувница, которую смастерил папа, пустовала: я пришел первым. У меня вырвался вздох облегчения – можно побыть одному, пока не вернутся остальные. Я покинул яркую желтизну кухонных стен. Миновал дымчато-серую гостиную. Нежно-лиловым мелькнула комната Кьяры, ослепительно-оранжевым – комната Аличе. Я бросился в плотную голубизну своей комнаты. Нашей с Джованни.

Захлопнул дверь и повернул ключ в замке.

* * *

Вообще я запирался на ключ крайне редко. У нас дома это было не принято. Я не делал так с того дня, когда наотрез отказался ходить на уроки фортепиано, осознав, что создан для электрогитары. Мои родители ожидали, что из меня выйдет Дэнни Будман Т. Д. Лемон Новеченто ^[2], – вероятно, из-за нежной любви к ноктюрнам Шопена.

Я сделал глубокий вдох и, прислонившись спиной к двери, огляделся. Моя комната. Мой мир. Мы с ней – единое целое. Светло-синие стены увешаны постерами: Майкл Джордан, Аллен Айверсон, Джейсон Уильямс, Том Йорк, Стив Джобс, Че Гевара, господин Никто, Дэйв Грол, Джо Страммер, злодей Джокер. Моя фотовыставка в формате пятьдесят на семьдесят. Шкаф с откидной доской, заменяющей письменный стол, весь в наклейках. Логики никакой: я лепил все подряд. Мне нравились и картинки, и логотипы, и надписи. Наклейки не покупали – их доставали. Они прилагались к купленным журналам или майке Led Zeppelin, валялись на столах в молодежных центрах; ими менялись с друзьями, их прикрепляли на рампы и перила в скейт-парке… Наклейки означали жизнь, движение, активность: у кого много наклеек – тот живет на всю катушку. И потом, на минуточку, купить стандартный белый шкаф типа моего может любой, но никто не украсит его так, как я. Наклейки делали мой мир неповторимым. Помню, я был просто одержим идеей оставить после себя какой-то знак, след, измарать то, к чему прикасался, чтобы доказать, что я чего-то стою, что я существую. Мне нужен был символ анархии на дверной ручке. Нужен был сверлящий взгляд психоделической версии Джессики Флетчер. Нужны были тающие часы и трубка, не являющаяся трубкой.