– Да, – кивнул отец.
– Сказание то для красного словца, для селян и диких варваров, кому его в уши и льют. На деле все было несколько иначе. Предок наш великий не блаженной девицей был, томной и полной дивных чувств, а сильным воином и крепким правителем с цепким, дальновидным умом. Крестил Русь он задолго до раскола в единое и неделимое христианство. А эллинов пригласил с замахом на выгоды великие, коими его прельщали. Почему прельщали? Так выгода с того. Шутка ли, в свою епархию такую великую землю прирезать?
– И чем же его прельщали?
– У эллинов в те годы был единственный во всем честном мире университет – Пандидактерион. Это много позже он превратился в семинарию, а тогда там учили архитекторов да механиков разных. Лучших из лучших. Чему в доказательство был весь город с его блистательными дворцами и храмами. Владимир Святославович хотел, чтобы и у него в державе так же завелось. Чтобы не хуже эллинов быть. Чтобы стены великие из камня. Чтобы храмы огромные, сравнимые со славной Софией. Да не киевской или новгородской клетушкой, а константинопольской! Коя во много раз больше. Но разве ты видишь, где по земле Русской учебные заведения? Не токмо для механиков, но и хотя бы семинарий духовных для священников? Их нет, отец. Прошла половина тысячелетия, а их до сих пор нет. Ни одного. Эллины обманули Владимира Святославовича. Они держали и держат нас «в черном теле», «заботливо» оберегая от света знаний, дабы мы жили в как можно более страшной дикости.
– Но зачем?! – воскликнул отец.
– Как зачем? Раньше они служили державе ромейской, где русичей боялись и не желали их усиления. Ромеям мы были нужны как рабы. Оттого и перевели на наш язык слово δουλος
[57] как «раб», а не как «слуга». Это они – слуги господни, а мы – рабы. Слишком болезненно они восприняли щит Вещего Олега, прибитый на их ворота. Слишком это их унизило. Ныне же, служа османскому султану, эллины делают все возможное, чтобы рассорить христиан между собой и ослабить. Ведь это в интересах султана. И не только православных христиан, но и тех, что папежной веры. Да сталкивая нас с латинянами, дабы не до укрепления магометан нам было.
– Печально это слышать… – тихо произнес Иван Васильевич, понуро повесив голову.
– Предупрежден – значит вооружен, – возразил сын. – Что же до Новгорода, то я предлагаю крестового похода не зачинать.
– Почему? – без всякого интереса в голосе спросил отец, мысли которого были далеко.
– Юрьев-Камский ныне под рукой твоей. Думаешь, в Вильно и Сарае это не заметили? Занятие слияния устья Камы и Волги московской ратью серьезно тебя усилило. Торговля там богатая. А значит, вмешаются или литвины, или ордынцы, или все вместе, дабы остановить укрепление твоей власти. Оттого, собирая крестовый поход, ты не сможешь дойти до Новгорода. Оборотишься для защиты своих земель.
– И что ты предлагаешь?
– Распустить по весне слухи о том, что хан Ахмат собирается идти на Москву. А потом, собрав войско, внезапно для всех пойти на север. Пока новость дойдет до Вильно и Сарая, пока они войска начнут собирать – ты уже успеешь разрешить спор с Новгородом, и им вмешиваться будет поздно.
– И все?
– И все.
– Я подумаю, – кивнул отец с совершенно расстроенным видом. На том и расстались. Ваня отправился заниматься своими делами, а Иван Васильевич хотел уединиться и подумать. А потом и с духовником посоветоваться, чтобы в голове улеглось все, сказанное Ваней…
Глава 2
1471 год, 23 марта, Москва
Несмотря на вполне весомые доводы сына, Иван Васильевич не послушал Ваню и решил продолжить готовиться к крестовому походу на Новгород. Да с еще большим размахом.
Наш герой, поняв, что ничего не изменить, решил во все это не вмешиваться и максимально самоустраниться, благо дел у него хватало.
К весне 1471 года у него было пять укрепленных производственных объектов и дюжина – открыто расположенных. Но, увы, избежать участия в этом цирке не удалось.
– Отец, – произнес Ваня, входя в комнату, – мне сказали, что ты искал меня.
– Да, – кивнул Иван Васильевич и кивком отослал пару слуг из помещения.
– Что-то случилось?
– Я решил уважить тебя и поставить во главе полка, дабы в отрыве от войска крушить этих отступников веры христовой.
– Что, прости? – удивился Ваня, переспросив.
– Возьмешь своих пешцев, конников и пойдешь воевать новгородцев. Впереди войска моего. Или ты думаешь, кто позарится на пешцев? Ими командовать – честь малая. Ежели ты так страстно желал их создать, то сам и возглавишь. А чтобы сбежать после верного разгрома мог – конников своих возьмешь. С ними вырвешься.
– Но… я думал, что Даниил Холмский пехоту возглавит.
– Пешцев? Зачем так унижать человека? Он отличился добре под Юрьевом-Камским. Славно сражался. Пойдет с тобой, конницей станет командовать. Выбери из пешцев кого. Пусть их головой станет. Нечего уважаемым людям этими отребьями руководить.
– Отец…
– Или ты думал отсидеться в Москве?
– Нет, но это назначение так неожиданно. Мне ведь всего тринадцать лет. Что люди подумают?
– Ты в куда меньшем возрасте отличился при обороне Мурома. То всем уже известно. Сотню конную обучил славно. Под Юрьевом-Камским она отличалась. Говорят – исход боя решила.
– Льстят.
– Пусть так. Но ты на слуху, а потому на возраст не посмотрят. Да и по делам своим славен. О твоих мастерских далеко за пределами Москвы знают. Никто оспаривать мое решение не станет. Даже шепотками, за спиной.
– Хорошо, отец, – с кислым выражением лица ответил Ваня.
– Вижу, что не рад. А кто пару лет в поход рвался? Али набегался после Муромского сидения?
– Ты ведь меня не послушал… – тихо произнес сын. – Крестовый поход – опасная затея.
– Слова твои умны, но есть и те, кто не умом холодным судит, а мудростью сердечной. И правды в их словах больше. Я выслушал тебя. Но поступать, как ты советуешь, значит презреть веру Христову. Ты еще мал. Умен, но мудрости тебе недостает. Оттого и судишь столь холодно.
– Я понял, отец, – ответил княжич как можно более спокойным, нейтральным тоном.
– Да ты не кручинься. Дело тебе дам проявить себя без особой опасности. Пойдешь не к Новгороду, а в сторону от него. К Руссе. Город тот укреплен слабо и богат посадами ремесленными. Считай – большое село. Отец мой в былые дни добрую добычу оттуда взял.