Иван Московский. Первые шаги - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ланцов cтр.№ 21

– Я веду строгий подсчет расходов и поступлений. Вот. – сказал Ваня и снова полез в тот сундук. Покопался. И извлек оттуда «талмуд», обложенный толстой кожей. – Здесь я считаю входящие и исходящие траты. Правда, пишу иными цифрами, но я тебе все покажу. Они очень просты и позволяют много быстрее считать.

Отец пододвинул журнал учета. Открыл. И ошалел от того, насколько много всего там оказалось записано. А потом вздрогнул, нервно провел ладонью по листу и посмотрел с немым вопросом на Ваню.

– Это бумага. Я ее из лыка сделал на пробу.

– Из лыка?

– Собираем лыко и варим ^[48], пока волокна не станут расходиться. Обычно от восхода до обеда. Дальше бьем его колотушкой, долго. До самого вечера того дня и всю ночь. А если ночью нельзя, то с утра до обеда следующего дня. После загружаем получившуюся кашу в крепкий соляной раствор. На сутки, а лучше двое. Как отстоится – вытаскиваем и промываем проточной водой. Вновь помещаем с бочку с водой, куда примешиваем эмульсию канифоли.

– Что?

– Смолу с елки прогреваем, чтобы в камень обратилась, оный зовется канифоль. Водой тот камень не растворяется, а вот aqua vita ^[49] – вполне. Подробил тот камень на крошку, залил духом вина. Поболтал. Камешки те и растворились. А то, что получилось, называется эмульсией. Вот ее в ту бочку и вливаем. Все тщательно размешиваем, дабы кашицу взбаламутить. А потом черпаем воду в той бочке рамкой деревянной, на которую натянута простая холстина. Даем стечь. Потом стряхиваем осторожно заготовку листа на стол, накрываем доской и прижимаем тяжелым камнем. Чтобы воду отжать. А потом, пока лист еще влажный, лепим к той же доске и даем высохнуть. Главное, чтобы доска та ровной была. В самом конце уже сухой лист проглаживаем камнем гладким – той же галькой. Обрезаем. И получаем вот такой лист.

– Это тоже озарение?

– Разумеется. Но опыты я проводил очень долго. Не все было ясно показано. Только общая мысль. Бумаги у меня пока считай что и нет. Я поначалу на отдельных листах писал, потом только сшил все воедино. Оттого и почерк вон какой мелкий. Сейчас, кроме этой тетради, у меня россыпью два десятка листов, не более.

– Ты знаешь СКОЛЬКО они могут стоить? – тихо спросил отец. Он был в курсе того, что такое бумага. Европейская была толстая и рыхлая в те дни, напоминая больше картон плохих сортов. Китайская шелковая бумага тоже уступала по своим качествам той, что его сын «сварил в бочке», но даже она стоила немало. А на нее-то, получается, только и нужно, что лыко да соль со смолой хвойной и дух винный.

– Конечно, знаю. Но для нее нужно отдельное подворье строить. Я не могу сделать все и сразу. Сделал только то, что очень нужно было. Без этой тетради я бы запутался в делах. И, кстати, писано в ней не чернилами, – сказал Ваня и улыбнулся. – Вот, – выложил на стол карандаш. – Сажа смешивается с рыбьим клеем в определенной пропорции и помещается в эту деревянную трубочку ^[50]. Надо только подтачивать острым ножиком. Но это все одно намного удобнее, чем пером гусиным маяться.

– Ваня… – начал было говорить отец, но княжич перебил его:

– Отец, я же говорю – я много чего знаю теперь. Но не все можно в дело пустить прямо сейчас. Я не могу разорваться. Да и в державе твоей нет ни денег, ни людей ученых, чтобы все взять и сделать сразу. Не говоря уже о том, что кому эти товары продавать-то? И как? Все вокруг нищие. Надобно налаживать торговлишку с соседями, теми, у которых деньги есть. А через них и дальше. Сложностей в этих делах масса. Этот кабан очень большой. Настолько, что его сразу и не съешь – подавишься. Лучше постепенно и маленькими кусочками его кушать. Откусил. Прожевал. Проглотил. Снова откусил, но уже побольше. Ряшка-то раздалась слегка от сытного корма. Поэтому я и не спешу. Но и волокиты не развожу.

– Хорошо, – кивнул отец, в целом обнадеженный словами сына. И отодвинул его тетрадь.

– Не хочешь посмотреть расходы?

– Я тебе на слово верю. Константин Александрович каждый месяц запускает в казну лапу от всей души. Ворчит, что ты его совсем не слушаешься и творишь черт-те что на отцовские деньги. А оно вон как выходит…

– А цифры и счет? Неужели не хочешь выучить?

– Успеется. Уверен, что не быстро это будет. А мы и так засиделись…

Юрий Васильевич князь Дмитровский сидел на коне и наблюдал за тем, как сотня княжича тренируется. Он попал не на строевую подготовку, а физическую. Благо зело просил пыли в глаза не пускать и показать все как есть. Вот и увидел, как ратники занимались какой-то фигней в его представлении. На турниках, брусьях и далее.

– Зачем сие? – наконец, спросил он у племянника.

– Для укрепления тела. И духа, ибо изматывающие упражнения закаляют его самым добрым образом.

– Не по обычаю, – покачал он головой.

– По обычаю, только очень старому, – возразил Ваня, – ныне давно забытому многими.

Князь Дмитровский фыркнул, но спорить не стал. От слов племянника Юрий Васильевич подумал о древних временах языческих. Поганых. Но совестить Ваню не стал. Ратники сотни княжича показали действительно хороший результат. Впечатляющий. А значит, обычай тот ежели и забытый, то добрый был. Полезный. Кроме того, благодаря племяннику немало укрепилось его положение.

Казань была взята и разграблена до самого донышка. А люди с железными щупами в последующий месяц прошлись по всей территории ее крепости и окрестного посада. Как Ваня и рекомендовал, прислав эти нехитрые инструменты. Отчего добыча выросла невероятно. Ведь, опасаясь беды, многие поколения казанцев зарывали свои сбережения на своих дворах, предварительно упрятав в кувшины. Да чего уж там и говорить, если «копаной» добычи вышло больше, чем так собранной. И чего там только не было!

А вот город сам разрушать Юрий Васильевич не стал. Отписался тем, что поставить остроги никак не успевает. Вот и оставил часть войск в захваченной и разоренной Казани. Сам же отбыл на Москву – отчитываться да трофеями зело богатыми делиться ^[51]. Ну и пленных ремесленников перегонять, благо их оказалось очень немного ^[52].