– Не здесь, – пробормотал Дюмон.
– Тогда где? – спросил Виктор.
Доктор кивнул на больницу:
– Мой офис на седьмом…
– Нет, – сказал Виктор. Слишком много глаз. Слишком много дверей.
Дюмон потер лоб.
– Пятый этаж находится на реконструкции. Там должно быть пусто. Это лучшее, что я могу предложить.
Виктор заколебался, но жужжание в голове уже распространялось на конечности. У него заканчивалось время.
– Ладно, – сказал он, – ведите.
* * *
В это время на другой стороне города…
Сидни пыталась дозвониться до Виктора, но каждый раз попадала прямиком на голосовую почту.
Что имела в виду Джун, когда сказала, мол, у него проблемы?
Они были осторожны. Они всегда были осторожны.
Ты мне доверяешь или нет?
В тот момент Сидни доверяла. Она надеялась, что не ошиблась.
За ее спиной раздались шаги. Рука Сидни автоматически потянулась к пистолету, который она теперь держала в пальто, и уже уперлась большим пальцем в предохранитель.
Но затем она узнала тяжелый шаг и повернулась. Митч шел к ней через сад на крыше.
– Вот ты где, – весело сказал он.
Она отпустила пистолет.
– Привет. Просто любуюсь видом. – Она старалась, чтобы голос звучал легко, но голова все еще кружилась, и Сидни боялась, что это отразится на лице, поэтому отвернулась. – Странно, не правда ли? Как меняются города. Здания строятся и рушатся, а они все те же – и в то же время другие.
– Как и ты, – сказал Митч, взъерошив ее розовый парик. Жест был легким, но в его голосе сквозило напряжение, и повисшая тишина была тяжелой. Мысли Сидни были о Викторе, но она знала, что Митч думал о ее сестре.
Они никогда не говорили о том, что на самом деле случилось с Сереной. Сначала было слишком рано, а потом уже поздно. Рана затянулась насколько смогла.
Но теперь, когда они вернулись в Мерит и на горизонте мерцало достроенное здание «Фалкон-прайс», воздух полнился невысказанными словами.
– Эй, Сид, – начал Митч, но она его перебила:
– Ты когда-нибудь хотел стать ЭO?
Митч нахмурился, застигнутый вопросом врасплох. Он не ответил сразу. Он всегда был таким осторожным, обдумывал слова, прежде чем сказать.
– Я помню, как впервые встретил Виктора, – наконец произнес он. – Те парни крепко меня доставали, а он… – Митч взмахнул рукой. – У него это получилось так легко. Наверное, ему и правда не пришлось напрягаться. Но глядя на него, я почувствовал себя… мелким.
Сид рассмеялась.
– Ты самый большой парень, которого я знаю.
Он послал ей улыбку, но та получилась грустной.
– По ощущениям, это как если надо драться, только у тебя голые руки, а у другого парня нож. Но тот парень с ножом в конце концов наткнется на кого-то с пистолетом. А тот, что с пистолетом, напорется на мужика с бомбой. По правде говоря, Сид, всегда есть кто-то сильнее тебя. Так устроен мир. – Он посмотрел на сияющий небоскреб. – Не важно, кто ты, человек против человека, или человек против ЭO, или ЭO против ЭO. Ты делаешь то, что можешь. Борешься и выигрываешь, пока не найдется противник сильнее.
Сидни сглотнула и снова сосредоточилась на горизонте.
– От Виктора ничего не слышно? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.
Митч покачал головой:
– Пока нет. Но не волнуйся. – Его рука легла ей на плечо. – Он может о себе позаботиться.
* * *
Центральная больница Мерита
Их шаги эхом отдавались на лестнице.
– Что именно происходит на пике этих приступов? – спросил Дюмон.
– Нервные нарушения. Мышечные спазмы. – Виктор перечислял симптомы. – Мерцательная аритмия. Остановка сердца. Смерть.
Дюмон оглянулся:
– Смерть?
Виктор кивнул.
– Ты знаешь, сколько раз умер? Мы говорим о трех-четырех рецидивах или дюжине…
– Сто тридцать два.
Лицо доктора обмякло.
– Это… невозможно.
Виктор сухо посмотрел на него:
– Уверяю, я вел подсчет.
– Но это же дикая нагрузка на тело. – Дюмон покачал головой. – Ты не должен быть жив.
– В этом одновременно и суть, и загвоздка нашей проблемы, не так ли?
– Случаются ли у тебя когнитивные нарушения?
Виктор колебался.
– Сразу после приступа наступает короткий период дезориентации. И он становится все длиннее.
– Чудо, что ты все еще способен формулировать предложения.
Чудо. Виктор всегда ненавидел это слово.
Они достигли пятого этажа, и Дюмон открыл дверь. Он нажал на выключатель, и зажегся свет, одна дрожащая волна за другой озарила широкий пол, который действительно как раз снимали и собирали назад. Вместо штор висели пластиковые листы, оборудование укрыли белым брезентом, и на мгновение Виктор вспомнил себя в недостроенном здании «Фалкон-прайс»; голоса отскакивали от бетона.
– Там есть несколько смотровых залов, – сказал Дюмон, но Виктор отказался двигаться.
– Мы уже достаточно далеко.
Они стояли посреди запутанного пространства. Виктор предпочел бы ясно видеть выходы, но брезент делал это невозможным.
Дюмон положил свои вещи на пол и пожал плечами.
– Как долго ты ЭO? – спросил Виктор.
– Два года, – ответил доктор.
Два года. И только что появился в их поисковой матрице.
– Давай, садись, – сказал Дюмон, указывая на стул. Виктор продолжил стоять.
– Скажите мне одну вещь, доктор. Когда вы умирали, о чем вы думали?
– Мои последние мысли? – повторил Дюмон. – Я думал о своей семье… как сильно буду по ним скучать… как не хочу уходить… – Он запинался, будто не мог вспомнить. Возможно, просто нервничал, но Виктору пришел на ум образ актера, забывшего слова роли.
– И ты сказал, что твоя сила – диагностировать болезни человека?
Не сходилось.
Смертельный опыт ЭО был сильно окрашен последними моментами их жизни, их желанием выжить, но также и ужасными, самыми отчаянными желаниями. Последние минуты, последние мысли Дюмона должны были сформировать его силу, и все же…
Доктор нервно улыбнулся.
– Я думал, что должен был поставить тебе диагноз.
Виктор скопировал его улыбку.
– Да, конечно. Валяй.
Но Дюмон колебался, похлопывая по карману рубашки.