Герой должен быть один - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 132

Горит город.

Бежит по улицам человек, и самые горячие головы опасаются заступить ему дорогу, едва взглянув в бешеные глаза Иолая, — лучше уж пусть голова горячая поостынет, чем потом целиком остывать-то!

Ложатся под ноги ступеньки басилейского дворца, галереи первого этажа, огражденные перилами террасы…

Женский визг.

Иолай замирает как вкопанный.

Этот визг он уже когда-то слышал.

Трое солдат оттаскивают голосящую женщину от скорчившегося трупа.

Все трое — в глухих, закрывающих лица шлемах.

Лишь взгляды горят из прорезей похотью и жадностью.

Визжит женщина, бьется в мертвой хватке солдата, накинувшего поверх доспеха пятнистую леопардовую шкуру…

…раненый зверь взревел, приседая на задние лапы, времени на второй замах не оставалось, и Иолай швырнул секиру в оскаленную морду самки, хватая проклятую кошку за загривок, — и через себя, словно соперника-борца в палестре, послал прочь, подальше от не шелохнувшейся Иолы-невесты и пронзительно визжавшей Лаодамии, с ногами забравшейся на носилки, словно это должно было ее спасти…

— Лаодамия! Дочь басилея Акаста!

Один из насильников оборачивается и неторопливо идет к Иолаю, даже не обнажив меча. Приблизившись, он делает короткое, неуловимое движение плечом — и мир взрывается в голове Иолая.

Он лежит на полу, а кулачный боец молча стоит над ним, ожидая, пока Иолай поднимется.

Но Иолай не поднимается.

Правая нога его цепляет щиколотку кулачного бойца, а подошва левой резко бьет в колено сбоку и чуть наискосок. Слышен хруст, солдат вскрикивает и падает — Иолай помогает ему упасть поближе, привстает и спиной рушится на кулачного бойца, вольно раскинув руки.

Локти тяжело гремят по доспеху, солдат вскрикивает и стонет, но это уже не важно, потому что Иолай стоит с чужим мечом в руке и ждет второго нападающего.

Почему тот медлит?!

Задумчиво поигрывает клинком, потом сует его в ножны и снимает шлем.

Перед Иолаем — Кастор Диоскур.

Седой мужчина шестидесяти лет.

— Только покойный Автолик, сын Гермеса, или Амфитрион-лавагет из Фив могли проделать такое с моим братом Полидевком, пусть даже и состарившимся! — искренне смеется лаконец. — У кого из них ты учился, герой? — хотя, судя по возрасту, у Амфитриона ты учиться вообще не мог… Значит, Автолик?

— Радуйся, Кастор! — Иолай бросает меч севшему Полидевку; меч падает рядом, звеня. — Я — Иолай, внук Амфитриона, возничий Геракла!

«А что я еще могу сказать тебе, старый друг?» — мысленно добавляет он.

— Наслышан, — только и отвечает Кастор.

Одно слово; дорогое, железное слово.

Третий солдат отпускает замолчавшую девушку — Лаодамия почему-то и не думает убегать — и тоже снимает шлем.

— Извини, Иолай, не узнал в горячке, — виновато бубнит Пелей, русоволосый стройный северянин, совсем не похожий на здоровяка Теламона, своего родного брата. — Бери что хочешь из добычи, только не сердись… Договорились?

Лаодамия тихо плачет над телом отца.

То, что это убитый Акаст, ясно без слов.

— За что вы его? — спрашивает Иолай, понимая, что опоздал.

— За дело, — твердо отвечает Пелей, и видно, что он еле сдерживается, чтобы не пнуть труп. — Подставил меня, сволочь! Я же жил у него, у Акаста, а его жена сперва в постель ко мне лезла, потом, как я погнал стерву, оклеветала меня перед мужем! Ну Акаст и разгневался… напоил меня, гад, бросил безоружного на Пелионе, еще и кентавров натравил… Спасибо дедушке [78] Хирону — помог отбиться!

— Ты уверен?

— В чем?

— Что Акаст поверил жене, что именно он напоил тебя, что натравил кентавров?! Может, ты сам напился, заснул — а тут случайно кентавры?!

— Да ну тебя, Иолай! — неуверенно улыбается Пелей. — Ты прямо как скажешь… Я богов спрашивал, и все оракулы в один голос — Акаст виноват! А Диоскуры вызвались мне помочь…

Иолай молчит.

— Эх вы… аргонавты! — наконец бросает он, глядя на Диоскуров, и те затихают под его взглядом; потом берет за руку плачущую Лаодамию и уходит.

Никто не пытается его остановить.

Сухая, мертвая плоть леса, одного из немногих лесов равнинной Фессалии, покорно трещала, сгорая в костре, оставляя после себя пепел, сизый дым и тепло покоя.

«Оставляем ли мы после себя что-то большее?» — думал Иолай, обнимая притихшую девушку.

Лаодамия уже не плакала, глядя на костер — он напоминал ей пожарище родного города, — покрасневшие, широко распахнутые глаза девушки доверчиво смотрели в лицо спасителю, явившемуся вовремя, подобно…

Подобно богу — но эта мысль почему-то не казалась удачной.

— Куда тебя отвезти, маленькая?

— Я хочу быть с тобой.

Слова рождались легко и просто, как огнистые капли летнего дождя, пляшущего по лужам в лучах ошеломленного Гелиоса.

— Со мной — потом.

— Я хочу — сейчас. И всегда.

— Сейчас. И всегда. А между ними лежит — потом.

— Так не бывает.

— Бывает. Просто надо прожить от «сейчас» до «всегда». И суметь оглянуться.

— Тогда отвези меня в Филаку. Это недалеко. Там правит мой дядя, тезка отца — он тоже Акаст… Я буду ждать тебя. Даже если ты не вернешься — я все равно буду ждать.

— Я отвезу тебя в Филаку, маленькая. Жди меня. Даже если я не вернусь — я вернусь.

Слова… слова… дождь играет с ожившими листьями, и слезы счастья солоны так же, как и слезы печали…

— Я дома, в Иолке, часто вспоминала тебя. Таким, каким ты стоял у ванной напротив Эврита — обнаженный, весь в шрамах, думающий о чем-то своем; и таким, каким ты был на охоте, когда проклятая тварь страшно обняла тебя, а ты не отшатнулся от зверя, и твое объятие было страшней звериного…

— Это были два разных человека.

— Нет. У них было одно и то же лицо. Мне снилось это лицо.

Слова… пальцы, руки, губы… дождь притих и задумчиво бродит меж стволов…

— Ты напоминаешь мне… одну женщину. Впрочем, не важно.

— Важно. У тебя было много женщин?

— Много. Много — и одна.

— Так не бывает.

— Бывает.

— Она красивая?

— Была.

— А сейчас?