Плач доносился откуда-то из глубины дома. Возможно, из кухни. Или из спальни. За открытым арочным входом находилась гостиная. Заглянув туда, Тейлор увидела лежащее на софе зеркало с несколькими аккуратно выложенными дорожками кокаина.
Из разорванных внутренностей пианино торчали стальные струны.
– Полиция, – снова подала голос Тейлор. – Я вооружена.
Женщину она нашла в коридорчике за гостиной. Молодая, лет восемнадцати-девятнадцати, безупречная кожа, обесцвеченные волосы с темными корнями. Зубы кривые, но белые, руки загрубелые, покрасневшие. Она сидела на полу и плакала, и Тейлор заметила, что глаза у нее голубые.
– Он ничего не сделал. Я в порядке. – Акцент у нее был восточный. Тейлор сама выросла в бедной семье и знала немало таких девушек, привлекательных и необразованных, отчаянно старающихся найти место получше.
– Можешь подняться? – Тейлор протянула руку. Девушка была в форме служанки с разорванным правым плечом и распахнутой, с оторванными пуговицами блузке. Одна щека у нее горела, на предплечье красовались оставленные пальцами отметины. – Ты одна?
Девушка не ответила.
– Это Кен Холлоуэй с тобой сделал?
Она кивнула.
– Назвал меня Кэтрин. Но это не мое имя.
– А тебя как зовут?
– Джейни.
– Вот и ладно, Джейни. Все будет хорошо, но только ты расскажи, что здесь произошло. – Тейлор взглянула на разорванную форму и негромко спросила: – Он тебя изнасиловал?
– Нет.
Что-то было в том, как она произнесла это. Нерешительность. Лукавство.
– У тебя отношения с мистером Холлоуэем?
– Вы имеете в виду…
Тейлор промолчала, и Джейни кивнула.
– Иногда. Знаете, он бывает милым. И потом… он реально богат.
– У тебя был с ним секс?
Девушка снова кивнула и заплакала.
– И он тебя ударил?
– Потом.
– Продолжай.
– Иногда он дает мне красивые вещи и говорит приятные слова. – Джейни шмыгнула носом. – Понимаете, о чем я? Как джентльмен. – Она покачала головой, вытерла глаза. – Наверное, не надо было говорить, что он называет меня чужим именем. Сказал, что не верит мне, но, думаю, ему просто не понравилось, что я поймала его на этом. Не хотел, чтобы я знала.
– Он называл тебя Кэтрин. Просто Кэтрин?
– Да, просто Кэтрин. Вы видели пианино?
– Да.
– Вот так он разозлился. От одного только имени завелся. Пригрозил, что если я только скажу кому-нибудь, то буду следующей. – Она поджала губу, и блондинистые волосы упали на глаза. – А однажды подарил мне «Айпод».
– Джейни…
– Он очень плохой человек.
Глава 49
Ливай горел. Горели мамины волосы, и пламя хватало его за лицо горячими когтями. Было больно, он кричал, и потом они проломили сетчатую дверь и свалились с крыльца, а дом у них за спиной рухнул, и все потемнело, а что не потемнело, то горело. Ливай думал, что, может быть, горит в аду. Он знал, что сделал что-то плохое, но это было потом. Ведь потом? Не сейчас, когда мама горела у него на руках… Он запутался и испугался.
Жарко, как в аду.
Но сейчас горел дом, и Ливай знал, где он. В том единственном месте, где и всегда. Там он провел всю жизнь и никогда оттуда не выбирался. Мама говорила, что мир – это боль, неподходящее место для таких, как он. Поэтому Ливай остался. Поэтому был там, где был. Дома. И теперь горел во дворе… умирал.
Он открыл глаза – посмотреть, есть ли вороны.
Солнце в сарае.
* * *
– Вроде очнулся. – Глаза Фримантла дрогнули и открылись. Джонни склонился над ним и увидел растерянность, смятение и страх. – Всё в порядке. Мне только надо погрузить вас в машину. Можете подняться?
Ливай моргнул. В трещинах его изуродованного лица лежала засохшая грязь. Он посмотрел вверх, на балки, потом в открытую дверь.
– Так, – сказал Джонни и, взяв великана за здоровую руку, попытался поднять.
* * *
Слова сливались одно с другим, теряли смысл, но глаза у белого мальчика были хорошие, темные и глубокие. Ливай смотрел в них и отчего-то чувствовал себя лучше. Как будто видел их раньше. Как будто им нужно было доверять. Он сел, и жар прошел через него. Все еще напуганный и сбитый с толку, Ливай вдруг ощутил себя в потоке прохладного воздуха, низвергающегося сверху, из какого-то холодного места, а потом снова услышал его. Голос.
Голос Бога.
Такой чистый и ясный, что он заплакал.
* * *
– Почему он так улыбается? – Фримантл лежал зажмурившись, но губы растянулись так широко, что со стороны казалось, будто кожа треснула и вот-вот начнет кровоточить. Джек отступил.
– Может, ему нравится госпел… Кто ж знает? Давай перетащим его в пикап. – Джонни помог великану подняться, но Джек остался в стороне. Джонни опустил задний борт, Ливай сел и завалился на спину. – Дальше, дальше, до конца.
– Дальше, дальше, до конца, – эхом повторил великан.
– Какая-то у него улыбка не та, – сказал Джек.
Фримантл лежал на спине, согнув колени, сложив руки на груди, и на его лице застыла широкая, счастливая улыбка. Невинная, неожиданно для себя подумал Джонни. Чистая.
– Давай залезай, – сказал он. Джек залез, закрыл дверцу и повернулся так, чтобы наблюдать за Фримантлом через заднее окошко кабины. Джонни сел за руль.
– У него губы шевелятся, – сообщил Джек.
– Что говорит?
Джек отодвинул стекло и выключил радио. Теперь мальчики слышали голос Фримантла.
– Нет ворон…
– Закрой, – сказал Джонни.
Джек закрыл, но голос все равно проходил в кабину.
– Нет ворон…
Глава 50
Хант уже отъехал от города, когда позвонил Кросс. Он ответил после второго гудка.
– Что у вас?
Мгновение тишины, потрескивание, потом голос:
– Вам бы стоило сюда приехать. – Снова пауза, неразборчивые голоса на заднем плане.
– Так что там? – спросил Хант.
– Вынули первое тело.
– Не Алиссу. – Хант ощутил внутри себя расширяющуюся темноту.
– Не Алиссу.
– Тогда…
– Ее отец. – Вздох. – Отец Джонни.
Хант свернул на обочину. Колеса соскочили с дорожного полотна, и мир накренился.
– Уверены?