Он сказал с такой убежденностью, что Альбрехт невольно вскинул руку и потрогал поля шляпы.
– Победители пользуются спросом, – сказал я объясняющим тоном. – Вот и сэр Альбрехт…
Келляве проговорил суровым голосом:
– Но разве победа есть победа, если в захваченных городах не изнасилованы женщины побежденных? Главная цель войны, как учит Священное Писание, посеять на новых землях семя из наших чресел!.. Потому я все еще не уверен, что здесь, на Юге, мы победители.
Он замолчал, Альбрехт поглядывал на меня с интересом, как выкручусь, я подумал и сказал рассудительно:
– Я уже объяснял, мы здесь не победители, а спасители. А спасенных насиловать как-то не совсем, хотя и можно. Но с их согласия.
– Да? Тогда спасенные сами должны…
Альбрехт ответил графу с ехидной ухмылкой:
– А разве здесь не так?
Келляве умолк на полуслове, сам как-то бурчал, что здешние женщины даже высшего сословия готовы отдаваться северянам при первой же возможности, а этих возможностей во дворце столько, что даже неловко за них да и за себя тоже.
Бобик унесся так далеко, что исчез из виду. Альбрехт пустил коня в галоп, догоняя Норберта, я придержал арбогастра – ну что у нас самцов за страсть к доминированию, даже своим близким нужно обязательно выказывать превосходство.
Когда догнали, долгое время молча скакали тесной кучкой, потом я заметил, как первым начал уставать тяжелый конь Келляве, Норбертов тоже в мыле, чуточку придержал своего.
Все трое ожидаемо обогнали, Келляве оглянулся.
– Ваше величество?
– До причальной еще далеко, – напомнил я. – Поедем шагом, пусть кони отдохнут. А потом еще рывок – и будем на месте.
Альбрехт приподнялся в стременах, покрутил головой.
– Как вы все хорошо ориентируетесь… А я даже не уверен, в ту ли сторону едем.
Келляве сказал с чувством полнейшего превосходства:
– Что значит, дитя дворцов!.. На простор, дорогой герцог, тоже нужно хоть иногда. Мы все-таки воины. Или вы как? Оюжанились? Шляпа вон какая… А перья, перья!
Причальная пирамида медленно проступила на дымном горизонте, неохотно росла и наливалась зримостью. Мы пришпорили коней, однако вскоре вдали в клубах дыма показался скачущий навстречу всадник на легком неподкованном коне.
Милфорд, это был он, издали помахал рукой, а когда поравнялся с нами, сообщил с огорчением:
– Багер только что ушел!.. Следующий через двенадцать часов. Но ваш песик, ваше величество, натаскал по дороге столько дичи, месяц в поле прожить можно!..
Я бросил недовольно:
– Где этот предатель?
– Следит, как разделываем, – сообщил он. – Ребята разжигают костры, снимают шкуры. Езжайте, не торопясь, как раз зажарят к вашему приходу.
Некоторое время ехали молча, Альбрехт сказал со вздохом:
– Вы наслаждайтесь жарким, а я, пожалуй, заеду к местному королю. А то невежливо!..
– Ну да, – согласился Норберт, – и местным дамам засвидетельствуете со всем шиком северных варваров. А то вашу шляпу так и не увидят, а это просто недопустимо.
Альбрехт ответил с высокомерием аристократа:
– Мы не варвары, сэр Норберт!
Я кивнул молча, Альбрехт пригнулся к конской шее, гикнул и пустил скакуна в стремительный галоп.
Норберт проводил его задумчивым взглядом.
– Он прав, нам тоже стоит посетить королевский дворец. Что-то да узнаем.
Я подумал, пожал плечами.
– Следующий багер через двенадцать часов?.. Тогда в самом деле вы правы, можно. Граф, а вы как?
Келляве сказал с достоинством:
– А я, с вашего позволения, предпочту с воинами у костра!.. Здесь жаренный на вертеле олень и воинские песни. А вы там пьянствуйте, разлагайтесь.
Норберт сказал вполголоса:
– Как будто мои ребята могли не захватить вина… Да и местный король, уверен, уже велел доставить людям императора все необходимое, а вино, как известно, самое-самое в мужской жизни. Не зря же Ной виноградную лозу первой перенес в ковчег и берег как зеницу ока, а потом высадил тоже раньше любых других растений и даже злаков.
Я приподнялся в стременах, Норберт проследил взглядом, куда я указал рукой с указующим перстом.
– Вон там и есть столица?..
– Да вроде бы, – подтвердил он. – Раз причальная пирамида здесь, то и столица обязательно рядом. Всегда так, хоть и непонятно. Ваше величество?
– Не причальные так строили, – в который раз пояснил я, – а столицы возле тех мест, где останавливались багеры. Хотя не столицы еще, а просто деревушки первых уцелевших… А город отсюда такой нарядный и светлый! Не скажешь, что там страдают угнетенные.
– А они там страдают? – спросил он с сомнением.
– Везде страдают, – пояснил я. – Угнетенные те, кто считает себя угнетенными.
Он подъехал к ближайшему костру, я не слышал, что говорил, но трое вскочили и бросились к коням. Норберт не успел вернуться ко мне, как они умчались в сторону городских ворот.
– Да мы и сами бы управились, – сказал я.
Он ответил равнодушно:
– Но лучше, когда там знают, что едут гости.
– Думаете, сэр Альбрехт не предупредил?
Город издали смотрится милым и в меру величественным, особенно на фоне дикого леса, а когда мы неспешно подъехали, там стражники поспешно распахнули перед нами обе створки, вытянулись, глядя испуганно вытаращенными глазами.
– Знают, – сказал Норберт, – сэр Альбрехт предупредил.
– Или ваши люди успели, – ответил я. – Вы правы, отпадает необходимость объяснять, кто мы и что мы. Лишь бы сэр Альбрехт не отчудил, типа по новым правилам нас нужно целовать в задницы…
– Сэр Альбрехт очень серьезный человек, – возразил Норберт. – Это здесь, на Юге, иногда воспринимает местных слишком несерьезно…
– Так мы сейчас на Юге, – напомнил я.
Ворота прошли на рысях, миновали несколько таких же провинциально милых улиц, наконец выбрались в центр, где раскинулась тщательно вымощенная светлым камнем обширная площадь, а на том конце высятся полукругом три роскошнейших здания.
Норберт заметил ровным голосом:
– Неплохо для столицы королевства.
– Даже роскошно, – согласился я.
– Но не Волсингсбор, – уточнил я, – соблюдают субординацию.
– Это Великие Маги соблюдают, – сказал он и взглянул на меня коротко, понимая, как кольнет меня напоминание о нерешенной проблеме. – Местным разрешено разве что выбирать цвет чулок. Да и то, судя по тому, что эта мода не меняется тысячу лет, чулки наверняка им тоже маги придумали…