Утомлённый долгой речью Аякс сел. Взявший слово Одиссей, опустив взгляд, переждал восторженный рёв толпы, а после заговорил громким, но гораздо более приятным, чем у Аякса, голосом:
— Друзья мои! Мне жаль, что у нас с Аяксом вообще возник повод для спора. Если бы меня спросили, кому должно принадлежать это оружие, то я бы сказал: конечно, Ахиллу.
Одиссей закрыл лицо рукой, вытирая слёзы. Шум прекратился. Все замолчали из уважения к памяти покойного, и в наступившей тишине Одиссей продолжил:
— Много лет все мы восхищались подвигами Ахилла, и я по праву горжусь тем, что именно я распознал его на Скиросе, благодаря мне среди нас появился и сам Ахилл, и его оружие. В великих подвигах Ахилла, в гибели Кикна и Гектора есть и мой вклад. Не буду рассказывать вам о моих предках, ведь в них нет моей заслуги. Знатностью рода и подвигами они ничем не уступают предкам Аякса, а во многом и превосходят. Что же касается родства с Ахиллом, так есть у него и более близкие родственники. Старые доспехи отдал ему его отец Пелей, к Пелею они и должны вернуться, если у Ахилла нет сына. Но Деидамия, дочь Ликомеда, царя Скироса, ждала от Ахилла ребёнка. Сейчас ему должно быть столько лет, сколько было Ахиллу, когда он к нам присоединился. Вот ему и должно принадлежать отцовское оружие. Отдайте мне его, и я привезу вам сына Ахилла, который заменит нам своего отца.
Последние слова Одиссея были встречены одобрительными возгласами. Конечно, никто не мог знать, жив ли ещё ребёнок, которого ждала дочь Ликомеда, и не девочка ли это, но обещание вернуть грекам молодого Ахилла звучало так соблазнительно, что всем хотелось в него верить.
Одиссей подождал, пока слушатели успокоятся, и продолжил:
— Если же говорить о моих заслугах, вспомним, как я привёз в Авлиду Ифигению. Если бы я не уговорил её мать, то мы до сих пор сидели бы в Авлиде и ждали попутного ветра. Вспомним, как в первый день, когда мы сюда приплыли, я ходил в Трою на переговоры и чудом избежал смерти. А сколько я сделал в те годы, когда мы осаждали город! Аякс тогда ничего не делал: он, дескать, воин, он только биться умеет, а я ходил в разведку, устраивал засады, добывал провиант. А когда Агамемнон, чтобы испытать дух войска, предложил всем отправиться по домам, кто остановил и вернул бойцов в строй, кто обуздал обнаглевшего Терсита? Аякс? Нет, Одиссей! А чем может похвастаться Аякс? Тем, что он вызов Гектора принял? Так его много кто принял — я в том числе. Жребий указал Аякса. И что? Гордиться надо не боем, а победой, но разве Аякс тогда победил? Гектор ушёл невредимым, так чем тут хвалился Аякс? Он говорит, что его щит больше поцарапан, чем мой, а может ли он похвастаться таким? — Одиссей задрал хитон и показал заживающую рану на груди. — Пусть Аякс покажет свои раны. Есть они у него? Так кому из нас больше нужны новые доспехи? Он говорит, что корабли защищал. Да, защищал. Я не привык отрицать добрые дела других. Но отогнал троянцев от кораблей не он, а Патрокл. А теперь скажите мне, зачем Аяксу эти доспехи? Вы посмотрите на его щит! Такие щиты уже лет сто никто не носит! Вы отдадите божественное творение великого Гефеста человеку, начисто лишённому художественного вкуса? Да он же на щите Ахилла Океан от земли не отличит! Аякс меня винит в том, что я хотел откосить от Трои. А разве Ахилл в женском платье от Трои не косил? Так кто из нас больше похож на Ахилла? Кому из нас оружие Ахилла больше подобает? И, наконец, Аякс сейчас обвинил меня в том, что мы оставили Филоктета с его луком и стрелами на острове. Не хочется отвечать на такие нелепые обвинения, но я отвечу. Агамемнон может подтвердить, что мы оставили Филоктета на острове только из гигиенических соображений и из человеколюбия: чтобы не добавлять ему страданий морской качкой. Калхант теперь говорит, что нам нужны лук и стрелы Геракла. Что ж, я их вам привезу. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я могу это сделать, в отличие от Аякса, который и дорогу-то не найдёт. Теперь решайте, кому отдать оружие. Если сомневаетесь, спросите у богов, спросите у Афины.
— Правильно! Давайте спросим у Афины! — пробасил какой-то бородатый воин. — Афина дураков не любит. Особенно таких наглых богохульников, как этот Аякс.
— Ещё только не хватало у баб спрашивать! — закричал Аякс. — Лучше уж тогда у троянцев спросите — они-то знают, кто из нас доблестнее.
— Нет, — ответил Агамемнон, — у троянцев мы точно ничего спрашивать не будем: незачем им видеть, как мы между собой грызёмся. Решим вопрос демократическим путём, как у нас в Элладе искони ведётся. Принесите бобы и кувшин. Кто за Аякса — голосуйте белыми бобами, а кто за Одиссея — чёрными.
Внесли корзину с разноцветными бобами, посреди собрания установили кувшин. Началось голосование. Командиры, имевшие в совете право голоса, подходили к корзине, брали по одному бобу и опускали его в кувшин. Мнения разделились. Многим нравился могучий и отважный Аякс, после смерти Ахилла ставший самым доблестным героем в войске и уже потому достойным носить оружие Ахилла. Но и обещания Одиссея привезти сына Ахилла, а также лук и стрелы Геракла, без которых Трою не взять, многим нравились.
Когда голосование завершилось, кувшин разбили, и все высыпавшиеся оттуда бобы оказались чёрными. Собрание возмущённо загудело.
— Обман! — вскочив, закричал Аякс. — Не могли все проголосовать за Одиссея. Результаты подменили.
— Конечно, раз тебе не нравится, значит, подменили! — ехидно ответил ему бородатый.
— Действительно, как такое могло случиться? — пробормотал Агамемнон. — Никто ж кувшин не трогал.
«Обман!», «Позор!» — послышалось вокруг.
— Какой гад это сделал?! — орал Аякс. — Ты, Одиссей?! Признавайся!
— Не вопи! — подзуживал бородатый. — Раз народ так проголосовал, значит, такова воля народа. А если народ не так голосовал, то, значит, такова воля богов!
— Каких ещё богов?! Плевал я на богов!
— Каких богов? А вот тех самых, на которых ты плевал! Расплевался тут! Смотри, как бы боги на тебя не плюнули — захлебнёшься!
— Да ты кто такой?! — взвыл Аякс. — Откуда взялся?! Я тебя вообще не знаю!
— Ага! — ответил бородатый, срываясь с баса на визг. — Вот всегда, как кончаются аргументы, начинаются такие вот нападки: «Ты кто такой?», «Откуда взялся?» Не твоё дело, кто я такой. Я порядочный гражданин, душой болеющий за отечество. Не знаешь меня — твои проблемы. Зато я тебя знаю: ты дурак, богохульник и мужской шовинист. И не доспехи тебе нужны, а смирительная рубашка.
— А действительно, кто это такой? — растерянно пробормотал Агамемнон. — Я этого типа тоже в первый раз вижу.
Одиссей наклонился к нему и что-то прошептал на ухо. Агамемнон икнул от неожиданности, подскочил, схватил ораторский жезл и, стараясь перекричать Аякса, заорал:
— Друзья мои! Прислушаемся к мнению порядочного гражданина! Раз такой результат, значит, так угодно богам! Одиссей, забирай оружие!
— Сволочь! Так ты Одиссею продался! — Аякс набросился на Агамемнона с кулаками.
— Аякс! Успокойся! Не гневи богов! Я тебе потом всё объясню, — взмолился Агамемнон.