– Это было так… по-быдлански, – смеется Джози.
– Ну да. Как будто мы белое быдло.
Она улыбается, но сообщает, что я только что использовала расистское выражение.
– С чего бы это? – меня утомляет ее политкорректность, особенно если учесть, что она просто подражает Гейбу.
– Зачем указывать, что «белое»? Приведи еще пример, в котором ты бы указывала на привилегированное большинство? Просто это выражение подразумевает, что представители остальных рас – быдло по определению.
Я закатываю глаза:
– Это уже слишком…
Еще несколько мгновений мы таращимся друг на друга, а потом она шлепает себя по коленям и заявляет:
– Давай все-таки сходим куда-нибудь. Тут есть не очень понтовое место?
– Конечно. Мы же в Виллидже. Здесь все такое. А ты не хочешь сначала поговорить о Дэниеле?
– Нет. У нас все выходные впереди.
Джози хочет бургер, так что мы решаем пойти на ужин в таверну «Минетта». Мы отлично проводим время, напряжение почти не ощущается – во всяком случае, меньше, чем в квартире. Как ни странно, между нами случается один из наших редких приятных разговоров с воспоминаниями о детстве. Ссориться мы начали уже позднее.
То и дело всплывает имя Дэниела, но только потому, что мы вспоминаем старые семейные истории. Когда мы возвращаемся домой и ложимся спать, я вдруг понимаю, сколько у нас на самом деле общего с Джози. Есть такое выражение – «от колыбели до могилы». И только про Джози я могу так сказать.
Утром все по-прежнему неплохо. Мы просыпаемся, встаем, принимаем душ и идем завтракать в мой любимый дайнер поблизости, потом гуляем по Пятой Авеню и заходим в «Бендель», где Джози тратит на косметику целое состояние.
Потом мы переходим Пятьдесят седьмую улицу, проходим мимо «Бергдорфа» и сворачиваем в парк. На улице холодно, но ясно и солнечно, и мне сейчас легче, чем последние несколько недель, если не месяцев. Я чуть не говорю это Джози, когда мы садимся на скамейку, но отвлекаюсь на маленькую серебряную табличку, прикрученную к спинке. «В память о Кэролайн, которая любила этот парк, и Джордже, который всегда был рядом с ней».
Джози проводит пальцем по буквам.
– Какое милое посвящение.
Я соглашаюсь, и мы садимся спиной к надписи.
– Думаешь, это дети о родителях написали? – я надеюсь, что мы с Джози однажды станем так же близки, когда мама с папой умрут и мы останемся вдвоем.
– Может быть, – она слегка улыбается, – я представляю такую, знаешь, пожилую пару, которая сидела здесь каждое утро, вместе с собачкой. И тросточки у них были одинаковые. А потом они умерли во сне. В один день.
– Хороший способ провести старость, – улыбаюсь я и думаю, что даже самая счастливая старость все равно заканчивается смертью.
Я решаю сказать это вслух, и Джози в ужасе смотрит на меня.
– Почему ты такая мрачная, Мер?
– Но это же правда, – я пожимаю плечами.
– Ну, правда. Все равно.
Мы обе смеемся, потом молчим, а потом она серьезно смотрит на меня.
– Ты не хочешь поговорить? Про Нолана?
Впервые за очень долгое время мне хочется поговорить с сестрой откровенно, что я и делаю.
– Я не уверена, что вышла замуж за того человека, – я щурюсь на ярко-синее небо и жалею, что не взяла очки.
Потом смотрю Джози в глаза. Она кажется грустной – а я-то думала, что она разозлится.
– Знаю. Нолан мне намекнул…
– Правда? – я удивлена.
– Да. Не сердись на него.
Я тоже скорее расстраиваюсь, чем злюсь.
– Я не сержусь. Что именно он сказал?
Она отводит глаза и изучает свои перламутрово-розовые ногти.
– Он боится, что ты с ним разведешься.
При звуках этого слова я замираю.
– Это правда? – она переводит взгляд на меня.
Я медленно киваю.
– Может быть, так будет лучше.
– Но почему? – грустно спрашивает она. – Он ведь так тебя любит.
– Для начала, я в этом совсем не уверена…
Она меня перебивает:
– Мер, это так. Ты разве не видишь, как он на тебя смотрит? Он тобой восхищается. Уважает тебя. Господи, ты хоть понимаешь, как тебе повезло?
И моя грусть немедленно сменяется возмущением и даже злостью.
– Мне вовсе не повезло. Я вышла замуж за человека, которого никогда не любила. Я плакала в день свадьбы. Какое уж это счастье, – я смотрю на сестру, не зная, хочу ли ее возражений.
– Но у тебя хороший брак, согласись.
– В каком-то смысле… во многих смыслах. Но иногда мне хочется большего. Для нас обоих. Я хочу, чтобы у каждого из нас была настоящая любовь… как у Дэниела с Софи.
– Знаю, – мягко говорит она, – для меня они тоже эталон.
– Правда? Я думала, у тебя для этого был Уилл.
– Ну, на какое-то время. Я хотела, чтобы Уилл был моей Софи. Формально так и было. Но теперь я понимаю, что это неправда, – она весело смотрит на меня и говорит, – кстати. Она хочет с нами поужинать сегодня.
– Софи? – наверное, я должна была запутаться, но мы больше ни о ком не говорили.
– Да. Я позавчера ей написала в «Фейсбуке». Сказала, что буду в городе, и дала свой номер. Она вчера мне прислала смс и сказала, что хотела бы с нами поужинать.
– Вчера? – я повышаю голос. – И ты молчала?
– Да… Я не была уверена, что хочу с ней встречаться.
Я закрываю глаза и медленно произношу имя сестры.
– Что? Я думала, что ты хочешь с ней повидаться, – она почти кричит, – как ты можешь на меня злиться, если я сделала то, что вы с мамой и так собирались сделать?
– Ну, для начала мамы тут нет.
– Знаю. Но мы же можем встретиться с Софи еще и в декабре. С мамой вместе.
– То есть мы не видели ее пятнадцать лет, а теперь планируем встретиться дважды с разницей в пару недель.
– А почему нет?
– А это не слишком?
– Для кого? Я как-то не смотрела, что пишут на эту тему в книжках по этикету, – она вытаскивает телефон и бормочет, что сейчас просто напишет ответ. Типа мы заняты. Я с отвращением смотрю на нее и вынимаю телефон из ее руки.
– Не надо. Это невежливо. Дай подумать.
– О чем?
– О том, готова ли я видеть сегодня Софи. Так внезапно. Без подготовки.
– Без какой подготовки? Какая разница-то? Сегодня или через месяц?
– Я бы предпочла, чтобы мы приняли это решение вместе.