– Ну, так это мы и делаем.
– Да, но…
– Но что? Почему все должно быть так, как ты хочешь?
– Я этого не сказала, – я вспоминаю, сколько раз она называла меня контрол-фриком только за то, что мое мнение отличается от ее, – я просто…
– Что просто, Мередит? Почему ты мной всегда недовольна? – она встает и смотрит на меня сверху вниз, сунув руки в карманы.
– Это не так, – вру я.
– Так. И мама тоже. И папа. Господи. Ну, прости за то, что я не такая идеальная, как ты или Дэниел, – она разворачивается и уходит.
Я вскакиваю и хватаю ее за плечо.
– Прекрати себя жалеть.
– Я себя не жалею. Просто устала от твоего постоянного осуждения. Меня от него тошнит. Я приехала поговорить с тобой о Дэниеле. Нашла Софи. Я пытаюсь поступить правильно. Ты не видишь?
Я вдруг понимаю, о чем она говорит, но тут же возвращаюсь к прежнему мнению. Это как та оптическая иллюзия с вазой. Белая ваза гораздо заметнее черных профилей.
– Ладно, – говорю я, – напиши ей, что мы встретимся вечером.
– Ты правда этого хочешь? – я понимаю, что, вообще-то, она хотела мной прикрыться. Надеялась, что это я откажусь от встречи с Софи.
– Конечно, – я пожимаю плечами, – почему нет.
Глава двадцать седьмая. Джози
Я должна была догадаться, что Мередит обязательно придумает, на что ей обидеться. Мне даже приходит в голову, что сначала нужно было обсудить встречу с Софи с ней, но потом я решаю, что я должна вести себя активно и сделать что-то сама. Кроме того, я не ожидала, что Софи так быстро ответит. Я думала, что она может и неделю не отвечать, а это прибавит мне очков в глазах мамы и Мередит, но не потребует настоящего эмоционального вовлечения.
Вчера вечером, когда я получила ее ответ, я не хотела ссориться с Мередит. Мы отлично проводили время, смеялись и шутили, все было очень мило и естественно. Так обычно и ведут себя сестры. Я просто не хотела это разрушать, особенно своей жуткой исповедью. Ведь Мередит, скорее всего, не простит меня за ту роль, которую я сыграла в смерти Дэниела.
Конечно же, моя стратегия не сработала. С Мередит вообще редко что работает. Пока мы идем через парк, ее настроение меняется на сто восемьдесят градусов минуты примерно за две. Только что она была веселой – и сразу упала духом.
– Ладно, – говорит она, – я готова идти домой.
– Уже? – мне хочется еще немного погулять по магазинам.
– Да. Но тебе необязательно идти со мной, – в дело идет пассивная агрессия, – у тебя наверняка свои дела.
Я качаю головой, зная, что это будет использовано против меня. Я практически вижу ее слова: «Как можно идти по магазинам в такой момент?»
В общем-то, она права. Волшебство Манхэттена тает, когда я понимаю, что теперь у меня не один огромный страх, а целых два.
– Я лучше пойду с тобой, – настаиваю я.
Она кивает и ускоряет шаг. Мы почти бежим через парк на запад, хотя пришли с другой стороны.
– А почему мы идем туда? – чтобы ее догнать, мне почти приходится перейти на бег.
– Там метро.
– А ты не хочешь пройтись пешком?
– Нет, хочу поехать на метро.
– Ладно, – сдаюсь я.
Через пятнадцать минут мы входим в метро на углу Пятьдесят седьмой улицы и Седьмой Авеню, ныряем под землю и оказываемся на темной платформе.
– Смотри, – наконец говорю я, стараясь дышать ртом, (тут пахнет мочой и мусором), – нам не обязательно встречаться сегодня с Софи. Можно сказать ей, что у нас другие планы. Что мы увидимся потом.
– Все нормально, – в устах Мередит это означает прямо противоположное, но она явно собирается изобразить мученика.
– Ты хочешь с ней встретиться?
– Да.
Я начинаю злиться.
– Я не понимаю, почему ты на меня сердишься, – на нас как раз несется поезд.
– Я не сержусь, – орет она, перекрикивая грохот металла.
– Ладно. А что ты делаешь? – спрашиваю я, когда поезд со скрежетом останавливается, и мы заходим в пустой вагон.
Она ждет, пока я сяду, и садится напротив, по диагонали.
– Что ты делаешь? – повторяю.
Она не отвечает, и я предлагаю ей варианты.
– Расстраиваешься? Раздражаешься? Тревожишься?
– Все вышеперечисленное, – она складывает руки на груди.
– Почему? – мне правда нужно это знать. – Я не понимаю, в чем дело.
– Ну, для начала… я пыталась затащить тебя на кладбище много лет. И мама тоже. И ты пошла туда, когда меня не было в городе, и наверняка не сказала маме.
– Но я же не планировала…
– Это еще хуже. Это была минутная прихоть? И без нас?
Я устало вздыхаю и пытаюсь объяснить:
– Я была у тебя дома, развлекала твою дочь, потому что твой муж потерял Кроля.
– И что?
– Я просто… Просто поехала. Нолан меня позвал. Я хотела отказаться, но пожалела его. Пришлось согласиться. Ты реально злишься на меня из-за того, что я исполнила просьбу Нолана?
Мередит не отвечает. Долго смотрит на меня и переходит к следующему вопросу:
– Во-вторых, я говорила тебе, что мы с мамой хотели запланировать что-нибудь на декабрь, на пятнадцатую годовщину.
Я внутренне вздрагиваю от слова «годовщина» в этом контексте.
– И тут ты сама все решила. Идея была в том, что мы с мамой и тобой сделаем что-то вместе. В память о Дэниеле.
– Но мы же вместе!
– Да, но мамы нет. Черт, Джози! – она вскидывает руки, но потом роняет их обратно на колени. – Ты вообще не понимаешь? Мы все время делаем то, что ты хочешь. На твоих условиях.
– Ну, наверное, так все выглядит со стороны… но все же меняется. Никто не думал, что ты возьмешь отпуск и сбежишь в Нью-Йорк планировать развод.
– Мы не могли бы оставить Нолана и мой брак в покое?
– Хорошо, – я вижу, что на нас смотрит пожилая женщина. Сдвигаюсь на полметра, чтобы сидеть четко напротив Мередит, наклоняюсь и говорю тише. – Но это же все связано.
– Нет, не связано, – она качает головой.
– Связано, – настаиваю я. У меня часто бьется сердце. – Все дело в Дэниеле. Разве не так? Нолан… ваша свадьба… Софи…
Я чуть не вываливаю все, что хотела сказать, прямо в метро, просто чтобы выиграть этот спор. Показать, как все плотно переплелось на самом деле. Но она смотрит на меня так злобно, что я немного пугаюсь и бормочу:
– И мои проблемы тоже… Я просто хочу все прояснить до того, как заведу ребенка. До того, как стану матерью.