Фатальное колесо. На все четыре стороны - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Сиголаев cтр.№ 50

Все, принимайте грудничка.

– Ты… с-совсем, что ли?

О, заговорил наконец.

Крутился вместе со мной, между прочим, в полной тишине, соблюдая торжественное молчание. Гробовое, я бы сказал. Сопел только выразительно, осознавая, наверное, всю низость своего недопустимого поведения. И вообще, странный какой-то вопрос мне задан. «Совсем» – что? Охренел? Ошизел? Сдурел? «Совсем бессовестный»? А может, он светски интересуется: «Вы, сударь, СОВСЕМ уходите или на минутку всего нас оставляете?»

Впрочем, это я балуюсь. Чего тут гадать? Первое, конечно.

Парень вдруг грозно зарычал и задергался, пытаясь высвободить руки из пут.

Напрасные старания. «Связь» только сильнее затягивается. Японцы они что – дураки, что ли? Впрочем, клиент всегда прав – я на всякий случай заправил свободные кончики шарфа под натянутую ткань, «контрольки» сделал.

Наслаждайся, акача́н ^[8].

– Развяж-жи, – утробно пробубнил носом в пол бывший агрессор. – Кому сказал?

А! Я ошибся, наверное. Не бывший. А вовсе даже и настоящий. Борьба продолжается? «И вечный бой, покой нам только снится…»

Ты только не сдавайся!

Я перешагнул через «малыша с совмещенными лопатками» и зашел в помещение гардероба. У дальней вешалки на меня уставилась пара встревоженных глаз-бусинок. Они принадлежали второму кадру-старшекласснику, руки у которого были… по локоть в чужих карманах. Вон оно что!

«Крысы»!

Сообщаю тем, кто настолько счастлив, что не знает этого звериного явления в человеческой среде: «крысой» называется тот, кто ворует что-либо у товарищей или других близких людей. У своих, одним словом. Эти грызуны в человеческом обличье появились, наверное, еще во времена неандертальцев – куски мамонтятины «крысили» у соплеменников из общей кучи под покровом пещерного мрака. И исчезнет это явление, по всей видимости, еще очень не скоро. К великому моему сожалению. Слаб человек!

Между прочим, в нашей элитной школе «крысятничество» – широко распространенный и достаточно серьезный бич. Официально считается недопустимым оставлять что-либо ценное в карманах верхней одежды, если та вывешивается в гардеробе, – все исчезает с завидной стабильностью.

Теперь мне понятно как.

Точнее, понятно-то и раньше было. Явление теперь просто персонализировалось.

Я снял с вешалки свое пальто, вытащил из рукава шапку с шарфом, не торопясь надел все это хозяйство и застегнулся на все пуговицы. Потом только повернулся к замершему неподалеку человеко-крысу:

– Я запомнил тебя, родной. Хорошо запомнил. Ты вот что… не надо больше «крысятничать», нехорошо это. Если хоть кто-нибудь впредь пожалуется на пропажу из карманов – не я тебя найду, директриса найдет. Честно предупреждаю – заложу с потрохами.

– Слышь, ты, шкет…

Вот почему они всегда интеллигентное обращение воспринимают как слабость? Как на разных языках разговариваем. Ладно, мне нетрудно и сменить стиль разговора.

– Рот закрой, крыса! Вообще захлопнись! Ты чего быкуешь тут? Толковища хочешь? Подумай, прежде чем пасть раскрывать!

Я почти не рисковал, совершая этот несоразмерный наезд.

Те, кто мелочь по карманам тырит, особой храбростью не отличаются. К тому же «крыса» в угол пока не загнана, и компромисс ей был предложен. На выбор. Повышая голос и градус общения, я просто возвращал запутавшемуся человеку на место его собственные мозги, потому что упомянутое мною «толковище» – это известная среди школьного хулиганства процедура. И означает она разбор той или иной проблемы на уровне десятиклассников. Не меньше! Это почти наверняка неприятно, а иногда бывает даже и больно… местами. До «крысеныша» должно дойти. В противном случае постоять за себя я смогу, несмотря на разницу в возрасте. И эта уверенность отчетливо звучит в моем голосе. А у крыс, как правило, очень тонкий слух. На удивление.

Стоит, не вякает.

– Дружку своему помоги, – буркнул я напоследок. – Он там за дверью загорает… в шарфике. И слова мои про директрису передай, когда дергаться перестанет.

Экие паршивцы! Неистребимое вороватое семя.

А ведь…

Так-так-так.

Я даже слегка сбавил шаг на выходе из школы.

Точно! Осенило. Наши школьные воришки натолкнули меня на одну интересную мысль. Это может и выгореть. Теперь в наш с Ириной план, который касается пропавших архивов из концлагеря, нужно срочно внести уточняющие коррективы.

Ай да крысята!

Это вы меня вовремя подловили…

– А ты оказался прав, Старичок. Стоит признать.

У нашего начальника есть три эмоциональных фона: обычный, его можно назвать повседневным, деловой – это ускоренная версия повседневного – и расслабленный. Третий вариант, как вы, наверное, уже догадались, диаметрально противоположен второму. Версия замедленная. Вплоть до метаболических процессов в организме.

Обратите внимание, я не назвал ни радости, ни гнева, ни страха, ни всякой прочей человеческой эмоции. Знаете почему? А потому что у Шефа их нет. Сергей Владимирович – это брусок дубовый. Кирпичный столбик под фундамент нашей боевой организации. Металлическая стружка, слетевшая по недоразумению с памятника «железного Феликса». Начальник – предмет зависти флотилии арктических айсбергов, которые когда-нибудь да растают, рано или поздно. А вот Шеф не растает никогда! И не надейтесь, враги социалистического Отечества.

По идее, вместе со словами, произнесенными в мой адрес, Шеф должен бы лучиться, как минимум, чувством глубокого удовлетворения от нежданной правоты своего подчиненного. Ан нет, фон номер три – только легкая расслабленность в чреслах, заметная лишь по некоторой речевой заторможенности.

Говорю же, метаболизм.

– Немцы отозвались? – догадался я, проходя мимо татами и усаживаясь на излюбленный диванчик в углу спортзала. – Что-то быстро очень, суток не прошло…

– Есть данные о награжденном, – стал переключаться начальник со своей третьей ипостаси на первую, проигнорировав, между прочим, мое последнее замечание. – Угадал ты. Почти во всем попал где-то около «яблочка».

– Около?

– Очень близко.

– Ну. Я слушаю. У вас что-то увертюра затягивается, Сергей Владимирович.

Я уже говорил, что мне иногда дозволяется дерзить некоторым образом?

Шеф еле заметно поморщился половиной лица, но педалировать не стал.

– Значит, в марте одна тысяча девятьсот сорок четвертого года значком «За борьбу с партизанами» в Симферополе, да и во всем Крыму, почитай, был награжден всего лишь один человек – некто Степан Крохмалюк. Прозвище, взятое в разработку в качестве позывного, – «Красаве́ц», с ударением в третьем слоге.