В лаборатории меня встретили странными взглядами и перешептываниями, что меня несколько удивило. Вроде бы новых поводов для сплетен я не давала, а в остальном ко мне уже привыкли. В чем дело я поняла только тогда, когда в лаборатории появился Дорн, потому что все разговоры моментально смолкли, а взгляды сначала метнулись на него, а потом на меня.
Я растерянно посмотрела на однокурсника, отмечая про себя, что Алек еще не пришел. Лицо Дорна не сулило мне ничего хорошего. Таким злым я его еще никогда не видела.
– Роук! – он практически прорычал мое имя.
Когда он двинулся на меня, я непроизвольно попятилась назад, но далеко не ушла, уткнувшись в чей-то рабочий стол. Мне казалось, что Дорн меня ударит, невзирая на многочисленных свидетелей, но он только схватил за волосы и резко дернул, растрепывая аккуратно собранный пучок. Никто даже не шелохнулся, чтобы остановить его или как-то помочь мне. Я услышала только нерешительный голос Реджины:
– Дорн, что ты делаешь? Отпусти ее.
Но Дорн мою соседку даже не услышал. Он приблизил свое лицо к моему и зашипел:
– Ты меня достала, фермерша. Лучше бы тебе самой убраться отсюда, пока цела, потому что наше терпение вот-вот лопнет.
От неожиданности и испуга я ничего не могла ему сказать, лишь попыталась оттолкнуть его, но ничего не вышло, он снова больно дернул меня за волосы.
– Думаешь, если будешь спать с крутыми парнями, быстро поднимешься? Сначала Прайма приласкала, а теперь решила сразу в дамки сыграть с ректором? Только, знаешь, Фарлаг ведь не вездесущ и не всемогущ, а ежедневно тебе с нами общаться. Будешь со всеми спать одновременно или как-то по очереди?
Я услышала, как по аудитории прокатилось волнение, но не увидела его причину. Поняла только, когда услышала голос ректора.
– Господин Дорн, я хотел бы уточнить: вы имеете какие-то конкретные обвинения насчет моих отношений с госпожой Роук? С доказательствами?
Лицо Дорна изменилось в одну секунду: злость и угроза исчезли, он заметно побледнел. Моментально выпустил мои волосы из своей жесткой хватки и обернулся.
Ректор Фарлаг стоял на пороге лаборатории в черной мантии, накинутой поверх костюма. Сегодня он выглядел чуть менее помято, чем обычно, но так же расслабленно. Стоял, засунув руки в карманы брюк и чуть кривя губы в ухмылке. Только сегодня в ней чувствовалась затаенная угроза.
– Ректор… сэр… я… – красноречие внезапно покинуло Дорна вместе с решительным выражением лица.
– Я вас внимательно слушаю, господин Дорн, – строго повторил Фарлаг, проходя в лабораторию и подходя к нам ближе. – Вы же понимаете, что сексуальная связь ректора и студентки – серьезное нарушение правил. Поэтому я хотел бы понять, насколько обоснованы ваши обвинения в мой адрес.
– Я не… Не ваш, сэр, – слабо попытался возразить Дорн.
Я молча наблюдала за этой сценой, как и двадцать шесть других студентов, посещавших практические снадобья.
Ректор Фарлаг вздернул брови в демонстративном удивлении.
– То есть вы не осознаете, что я здесь являюсь лицом, облеченным властью, а потому в первую очередь я несу ответственность за любые неподобающие отношения? Я еще раз вас спрашиваю: вы готовы выдвинуть против меня подобные обвинения и отстоять их на дисциплинарной комиссии?
Дорн побледнел еще сильнее, хотя это казалось невозможным. Мне было ни капельки его не жаль, скорее наоборот, я испытывала чувство глубокого морального удовлетворения. В этот раз он определенно перегнул палку и, кажется, попал в ловушку собственного высокомерного поведения.
– Нет, сэр, – едва слышно выдохнул он, глядя в пол.
– Прекрасно. С этим разобрались. Теперь хочу задать другой вопрос: в какой подворотне тебя воспитывали, что научили вот так обращаться с женщиной? – на этот раз голос Фарлага прозвучал зло. Даже злее, чем в спальне Блэка, когда он обвинял меня в равнодушии к смерти профессора.
Дорн растерянно посмотрел на меня, потом испуганно – на ректора. Остальные тоже напряженно молчали. Не дождавшись ответа от Дорна, Фарлаг отступил на шаг назад и обвел взглядом всех студентов.
– Тот же вопрос могу адресовать всем вам. В первую очередь обращаюсь к представителям так называемой «старой аристократии», потому что всем известно, что «новая элита» манерами так и не обзавелась, – он презрительно фыркнул, продолжая кривить губы в усмешке, которая теперь стала пренебрежительной.
У некоторых присутствующих эти слова вызвали понимающие ухмылки.
– Знаете, во времена древних королей, о которых мы все так тоскуем, юнец, позволивший себе такое поведение, – он кивнул на Дорна, – моментально получил бы минимум пять вызовов на дуэль. Конечно, дуэли у нас давно запрещены, но это не мешает уважающему себя мужчине вступиться за женщину, которую оскорбляют словом или действием. Мы все здесь кичимся своим благородным происхождением, своими великими предками, но беда в том, что мы напрочь забыли, что такое благородство. Мы забыли о главном: оно должно идти изнутри и подсказывать нам правильные поступки. Знать и помнить предков нужно не для того, чтобы считать себя априори выше других. А для того, чтобы ориентироваться на них. Спрашивать себя, как бы поступили они. Брать от них лучшее и исправлять своей жизнью их ошибки. Только тогда во всем этом есть смысл. Мы уже не те, что были раньше, но давайте хотя бы притворимся, что мы достойны тех фамилий, которые носим. Я надеюсь, что впредь вы не будете допускать подобного в своем присутствии. Не может же один Прайм быть благородным за нас всех… О, вот, кстати и он.
Ректор улыбнулся ничего не понимающему Алеку, который как раз появился на пороге лаборатории. Его явно смутило, что Фарлаг тут и что-то говорит, хотя занятие еще не началось.
– Проходите, Прайм, занимайте место. Мы скоро перейдем к практическому занятию, – пообещал ректор, подходя к рабочему столу преподавателя и присаживаясь на его краешек. – Но перед этим у меня есть обращение и к так называемой «новой элите». Я понимаю, что появление госпожи Роук в Лексе вызвало у вас нездоровое возбуждение. Наконец-то появился кто-то, кого можно безнаказанно травить, чувствуя свое превосходство. Даже тем из вас, кто выбился в элиту незадолго до поступления в Лекс. Дочка фермера, без покровительства, без связей, без денег – прекрасный объект для нападок. Но вы переступили черту. Вы задели меня. Унижая ее, вы принялись трепать мое имя, а Фарлаги такое не прощают. Поздравляю, вы меня разозлили. Господин Дорн к тому взысканию, что он уже получил за сотворение пугала, будет еще месяц каждый вечер помогать на кухне. Там всегда найдется достаточно грязная работа.
Бледное лицо Дорна неожиданно покраснело, взгляд снова стал злым. Было видно, как он стиснул челюсти, но так ничего и не сказал, а потому ректор спокойно продолжил:
– Если я узнаю, что кто-то позволяет себе распускать слухи или вести себя недостойно по отношению к госпоже Роук, если она мне пожалуется или если я хотя бы заподозрю такое, студент, позволивший себе это, будет отчислен. Без возможности когда-либо восстановиться. По крайней мере, пока я здесь ректор.