И только тогда осознал, что стоит полная тишина.
Он больше не различал ни протяжного приглушенного шума волн, ни собственного дыхания. Он был глух, слеп – и нем. Он снова подумал, что, не будь лучей двух ныряльщиков, он решил бы, что умер. Что он мертвец, осознающий собственный конец, сохранивший способность мыслить в беспредельности времени и пространства…
Глянул на свой компьютер для дайвинга ныряльщика. Вспомнил, что́ ему говорили о давлении на глубине: на поверхности оно равно одному килограмму на квадратный сантиметр кожи, то есть одному бару. В десяти метрах под водой добавляется еще один килограмм, итого два бара. Но сейчас, на глубине в двадцать пять метров, каким должно быть давление? Без понятия. Он только вспомнил, что рост давления сокращается по мере погружения: после того как пройден уровень в тридцать метров, оно возрастает лишь с двадцати до сорока процентов. Корсо не стал прикидывать, сколько времени займет обратный подъем. Нужно учитывать уровни декомпрессии. Это значит, что долгие минуты придется висеть в неподвижности, ожидая, пока поступивший в организм азот будет выведен из тела…
Ныряльщики по-прежнему двигались вниз. Есть ли смысл добираться до самого конца? Не глупо ли думать, что Собески непременно захочет, чтобы жертва оказалась на дне? Рыбак говорил о веревках, теле, камнях. Корсо был уверен, что художник-убийца утяжелит свою жертву и отправит ее вниз вдоль цепи.
Глубина почти тридцать метров. Лучи по-прежнему скрещивались перед ним, как длинные светящиеся травы, колеблемые течением. Корсо попытался ускориться и приблизиться к остальным – он уже начал пьянеть от полного отсутствия препятствий и только ощущал теплую пленку на теле и различал светлые аккуратные плотные пузырьки, производимые его дыханием, которые поднимались, как кристаллизованный пар. Возникло ощущение, что он в невесомости, что он больше не существует…
Корсо впал в полную прострацию, как вдруг ослепительная боль проникла сквозь маску и взорвалась в глубине горла. Он отпустил цепь и выгнулся дугой. Вцепился в редуктор. Но ничего не мог поделать: снять систему подачи воздуха было чистым самоубийством. В это мгновение один из ныряльщиков схватил его за руку, а второй уже держал его и срывал загубник. Корсо попытался отбиться – боль, паника. Они хотят его утопить! Это они впрыснули ему в рот яд или какой-то отравляющий газ в его баллоны.
Он почувствовал, как соленая вода заполняет рот, – но вдыхать не стал. Боль или не боль, но он не желает хлебать эту чашу и тонуть в английской водичке. Один из ныряльщиков держал его голову – Корсо все еще старался ударить их или вывернуться, – пока второй осматривал его рот, заполненный водой. Стефан попытался укусить его.
В результате нападающий просунул нож с зазубренным лезвием ему куда-то в нёбо. Корсо закрыл глаза. Он был уверен, что сейчас сдохнет, захлебнувшись кровью и водой, но почувствовал мгновенное облегчение, потом его рот освободился, а в легкие хлынул живительный кислород. По горлу вновь текла жизнь – жизнь сладкая и ласковая, без страха и боли… Заново вставив ему в зубы загубник, ныряльщики отпустили его.
И только тогда он заметил плывущие мимо глаз стекловидные нити, которые едва его не прикончили. Жгучие щупальца медузы, спутанные, как напитанные токсином сорняки. Он понимал, что ныряльщики спасли его, вытащив подручным способом ядовитые волокна, проникшие ему в редуктор. Полупрозрачное зло, которое убило бы его в считаные секунды…
Он откинулся назад, смакуя охватившее его облегчение и вращаясь вокруг собственной оси, словно космонавт. На ощупь отыскал цепь, ухватился за нее, собираясь продолжить спуск.
И тут он разглядел этот ужас.
Несколькими метрами ниже его подручные окружили тело, соединенное с цепью клубком веревок. Их лампы высвечивали детали чудовищной мизансцены: труп находился в той же позе, что Софи и Элен. Горло перетянуто, руки связаны за спиной и притянуты к щиколоткам – но на этот раз путами послужили веревки, несомненно, потому, что жертва была мужчиной и его трусы не позволили применить обычный способ.
Когда к Корсо вернулось привычное самообладание, он присоединился к ним. Другие веревки опоясывали талию жертвы и связывали ее с каменными блоками, которые казались до странности невесомыми. Но именно этот груз и удерживал труп на глубине.
Корсо подгреб ногами: ему нужна была уверенность. Он добрался до лица жертвы и понял, что рот заткнут. Лицо молодого человека – лет тридцати и при жизни довольно красивого – было разверсто от уха до уха в крике столь диком, что кости казались расслабленными, и теперь течение слегка колебало челюсти, создавая иллюзию, что жертва дышит водой.
Это ужасало и в то же время производило головокружительный эффект: увидеть вот так Гойю на почти сорокаметровой глубине… Но Корсо не желал поддаваться эмоциям. Напротив, он старался подробно рассмотреть и запомнить каждую деталь мизансцены, пока его сотоварищи делали снимки, как на обычном месте преступления.
Но все, что он видел на данный момент, – это плоть убитого человека, уже искусанную, истрепанную, обглоданную невидимыми рыбами, лохмотья которой колыхались в ледяных глубинах, как ошметки газеты. Корсо не мог избавиться от мысли, что тело постепенно растворяется и окружающие их кубические метры воды заполнены частицами кожи, крошечными обрывками плоти, которые роятся вокруг вместе с пузырьками воздуха из их редукторов.
Внезапно его охватило предчувствие, что он никогда не поднимется на поверхность, никогда не разделается с этим расследованием, а главное – никогда не доберется до истины. Почему Собески на этот раз решил утопить жертву на сорокаметровой глубине? Хотел, чтобы ее никто не нашел? Была ли жертва случайной, или же, наоборот, он проделал весь путь, чтобы покончить именно с этим парнем?
57
– Ты не будешь ждать опознания?
– Нет, – ответил Корсо. – Это может занять несколько дней, а мне нужно арестовать Собески в Париже.
– Эй, парень, у нас ведь нет и тени доказательств.
– Здесь нет. Но в Париже по совокупности поднакопилось достаточно. Само его присутствие в городе, где было совершено новое убийство, является решающим фактором. Судья предъявит обвинение.
Они только что сошли на землю в порту Флитвуд, километрах в пятнадцати от Блэкпула. Подъем тела занял больше двух часов. Пришлось вызвать на подмогу три катера и человек двадцать ныряльщиков. А Корсо с коллегами, которые соблюдали все пороги декомпрессии, понадобилось не меньше четверти часа, чтобы добраться до поверхности.
Останки отправили в больницу Блэкпула на вертолете и теперь ждали медэксперта из Манчестера. Неизвестно как, но пресса сразу оказалась в курсе жуткой находки – по прибытии в порт им пришлось отбиваться от целого полчища журналистов. Значит, начнется обычный бардак, и Корсо не без удовольствия думал, что сбежит от него подальше. Вскоре он спокойно (относительно, конечно) сведет свои счеты в Париже.
Уотерстон, напротив, казался заранее измотанным. Убийство в Блэкпуле внесет, конечно, некоторое разнообразие в его жизнь, наполненную борьбой с обычными дилерами и драчунами, но вряд ли это хорошая новость, учитывая репутацию города, которая и так ниже плинтуса. И в то же время расследование не займет у копа много времени, поскольку виновный известен заранее.