Мама слушала, то недоверчиво выгибая бровь, то раскрыв рот от изумления. Иногда она смеялась, но смех этот был фальшивым, с нотками страха. Варе было тепло и уютно. Болезнь отступила, впервые после ночных пряток в Лесу. Не пропала совсем, затаилась до поры, но сейчас это волновало Варю в меньшей степени. Сон клонил голову к столу, сопротивляться становилось все труднее. Не думая, как это выглядит со стороны, Варя положила голову на руки и уснула под гипнотический голос Арины.
Домой мама несла ее на руках. Варе хотелось сказать, что она уже взрослая и может дойти сама, что маме тяжело, но тело отказывалось слушаться. Даже язык ворочался с трудом. Варя немного злилась из-за того, что каждый визит к Арине она засыпает, но сил оторвать голову от маминого плеча попросту не было. На пороге, прощаясь с хозяйкой, мама остановилась, и в сонной Вариной голове отпечатался обрывок короткого непонятного разговора.
— …все хуже и хуже. Врачи этого не увидят, и не надейтесь. А потом, в один прекрасный день, станет поздно.
— Но вы ведь можете это исправить?! Арина, я же видела, что вы можете!
— Попытаться. Я могу попытаться. Но это сложно, и, сами понимаете, в этом мире ничего не дается даром…
— Я достану! Я найду деньги!
— Ах, Лена! Ну к чему здесь ваши фантики? Мне от вас ничего не нужно, поверьте. Но Вселенная любит равновесие. Цена может оказаться очень высокой…
Потом, когда пришлось забираться в окошко, Варя ненадолго проснулась. Обрывки разговора все еще мелькали в памяти, но вспомнить, чем он закончился, не получалось. Это было важно, очень важно, но, наверное, могло подождать до завтра. В кровати Варю окутала медовая сонливость. Стало тепло и спокойно оттого, что мама теперь знает ее тайну.
Мама сидела на полу у кровати, гладила по спине мягкой рукой. Глаза слипались, моргали все медленнее, и мамин профиль становился прозрачным, неземным. Уже наполовину во сне, Варя вдруг вспомнила, что хотела спросить:
— Маа? А ты почему так рано вернулась?
— Мне дядя Андрей позвонил. Сказал, заходил к нам, хотел какие-то документы отдать, а дома никого. Я так перепугалась, Варя… Но ты спи, спи… ерунда это все…
Варя вспомнила нервного продавца квартиры и подумала, что это вовсе не ерунда, а очень даже подозрительно. Правда, сама не понимала почему. Мягчайший, сотканный из пуха и ваты, сон накрывал ее с головой. Мама сидела рядом, и Варю совершенно не волновало, что верхняя кровать поскрипывает, словно по ней ползает кто-то любопытный и неугомонный.
* * *
Вблизи баба Тоня из реального мира оказалась совсем не такой, как во Дворе. Неторопливая благообразная старушка, ухоженная и для своего возраста вполне бодрая. На голове синий берет, на крючковатом носу — очки в старой роговой оправе. В расстегнутом вороте зимнего пальто распушилась серая шаль, так похожая на свалявшийся мех, что Варя невольно вздрогнула.
Баба Тоня дожидалась ее у подъезда, коротая время со знакомыми голубями. Крошки сыпались скупо, и голуби ссорились, недовольно курлыкая. Когда Варя появилась на пороге, баба Тоня вывернула хлебный пакет наизнанку, на радость прожорливым птицам. Стало очевидно, что стояла она здесь не просто так.
Можно было прошмыгнуть мимо, сделать вид, что не заметила, как двинулась к ней старушка, но Варя не могла. Она помнила, на чьих руках выехала из гиблого Леса. Глубоко вздохнув, Варя спрыгнула с крыльца. Ну в самом деле, что страшного может случиться днем?
— Здравствуйте…
От натянутой улыбки болезненно лопнул уголок рта. Она замолчала, не зная, как обратиться. Не «баба Тоня» же, в самом деле! «Бабушка Антонина», может? Тоже чушь какая-то! Ну какая она ей бабушка?
— Ох, говорливая какая! А то ведь ни слова сказать не могла, все хрипела! Ну, здравствуй, здравствуй!
Голос у бабы Тони оказался чистым и четким, и хотя подбородок ее слегка подрагивал — очень твердым. Подчеркнуто твердым. Варя смутилась, и это смущение окончательно вытеснило страх.
— Я ведь вас не поблагодарила, — краснея, пробормотала она. — Я болела. А еще я отчества вашего не знаю.
— Семеновны мы, — кивнула старушка, глядя на Варю выжидательно.
— Спасибо, Антонина Семеновна!
Варя еле сдержалась, чтобы не поклониться или не сделать книксен. Показалось, что старушка шутки не поймет.
— Да господь с тобой, золотко! — Морщинистые руки запорхали в воздухе, сверкая желтоватыми ногтями. — Только Антонина — это сестра моя. А я Галина. Можно баба Галя.
Она зазвенела приятным мелодичным смехом. В раскрытый от удивления Варин рот смогла бы залететь целая воронья стая. Теперь стали понятны различия и похожести и почему появляются обе по разные стороны окна.
— Антонина-то уже лет шестьдесят во Дворе живет. Ну чего глаза выпучила? Думала, что никто больше про твой Двор не знает?
Галина Семеновна поправила очки и усмехнулась. Стало видно, что зубы у нее не вставные. Крепкие, ровные, широкие, как у молодой девушки. Пугающие зубы, решила Варя.
— А что, много людей знает? — робко спросила она.
— Эх, молодежь, молодежь! Чуть за краешек заглянули, а уже думают, что самые первые, что ни с кем больше такого не было! — притворно заворчала Галина Семеновна. — Да, почитай, у всего дома там или родственники, или предки. А кто и сам оттуда вышел.
— У нас там нет родственников. И предки наши не оттуда. Мы из Медвежьегорска.
Галина Семеновна хмыкнула:
— Это ты думаешь, что нету, что не оттуда. Двор лучше знает. Тянет он тебя. Ну скажи? Как магнит тянет, да?
В ее словах был резон. Варя подумала, что по-хорошему должна была забыть про Двор после встречи с бабой Тоней. Но нет, продолжала ходить вопреки всему.
По-новому, уважительно взглянув на Галину Семеновну, Варя медленно кивнула.
— А я о чем?! — прищурилась та, и лицо ее потонуло в морщинах. — Тонька, сестрица моя, не совладала, на ту сторону перебралась. Да, по правде говоря, и не желала она бороться. А я вот здесь кукую. Много лет уже Двора не видела, а слышу — зовет…
— Вы что же, — насторожилась Варя, — такая же, как ваша сестра?
— Такая… — Галина Семеновна неодобрительно помотала головой. — Жила б во Дворе, была б такая. А поскольку тут живу, потому и сякая.
Варя поджала губы, обдумывая услышанное. По всему выходило, что эта милая старушка, попади она во Двор, тоже начнет рыскать черным зверем, ломать шеи маленьким собачкам, а может, и кому покрупнее. Только что ей дает новое знание, Варя сообразить не успела.
— Ты, золотко, голову-то не забивай. У каждой твари свои беды и свои радости. Каждого жильца что-то во Дворе держит. Меня вот Антонина, сестрица моя безалаберная. Так бы давно съехала отсюда, никакой зов бы не остановил.
— А меня? — Варя подалась вперед. — Меня что держит?