– Буфет – тоже подделка? – расстроенно спросила Ираида Самсоновна.
– Что значит – тоже? – спросил следователь и проницательно на нее посмотрел.
Ираида Самсоновна, в свою очередь, посмотрела на дочь, и та сказала:
– Расскажи про консольный столик.
– Подделка? – догадался Осташевский.
– Вероятнее всего – да.
– Шимаханский хорошо нажился на вашей любви к старине. Впрочем, не только на вашей. А ведь когда-то был уважаемым человеком – искусствоведом, экспертом, кандидатом каких-то наук. А на поверку выходит – обычный жулик.
– К чему вы ведете? – Надежда вернула разговор в начальное русло.
– Разве не ясно?
– Нет. Нам не ясно.
– У вас обеих был мотив для мести Шимаханскому.
– То есть вы считаете, что мы умертвили Шимаханского из-за стола и буфета?
– Если желаете знать, людей убивают за меньшее.
– Ты была права, – сказала Ираида Самсоновна. – Я переоценила этого человека. Он без царя в голове.
– Ценю вашу прямолинейность, – нахмурился Осташевский, – но впредь прошу воздержаться от оскорблений в мой адрес.
– Иначе привлечете? – с вызовом спросила Ираида Самсоновна, и следователь легко согласился:
– Привлеку. Я уверен, что все ваши телодвижения – часть хитроумной игры. Рано или поздно я ее разгадаю.
– В таком случае сделаем так, – Надежда поднялась на ноги, давая понять Осташевскому, что их разговор закончен. – Продолжим диалог после того, как вы определитесь. Пока говорить не о чем. Попрошу вас как можно быстрее отдать на экспертизу содержимое чашки.
– Вы забыли упомянуть про отпечатки… – многозначительно напомнил следователь и тоже встал.
– Не нужно меня запугивать. Я к этому начала привыкать.
– С вашим-то опытом попадать в неоднозначные ситуации… – сказал Осташевский.
– А это как вам будет угодно. Теперь я ухожу, мне нужно работать. Ираида Самсоновна вас проводит.
Платья из ткани с розами получились необычайно красивыми. Это было видно даже тогда, когда они были собраны «на живую нитку» и надеты на манекены. Надежда вымеряла каждый миллиметр прилегания силуэта. Легкие драпировки из шифоновой ткани она формировала вручную, накалывая на манекен булавками. Такая тонкая работа требовала от нее конструкторского чутья и вдохновенья художника.
Валентин Михайлович закончил крой последних изделий. Теперь его усилия были направлены на то, чтобы ускорить пошив коллекции.
В разгар работы Надежде позвонил Козырев:
– Надежда Алексеевна, здравствуйте. Должен сообщить, что коллекцию нужно сдать в администрацию конкурса уже завтра.
Она спросила:
– С чем это связано? Я думала, что у меня есть по меньшей мере еще один день.
– Технические неувязки. Но в чем конкретно дело – не знаю. Просто передаю вам информацию. Надеюсь, вы успеете?
– Постараюсь успеть.
Пообещав Козыреву сократить срок пошива коллекции, Надежда очень расстроилась. Она опасалась, что в спешке сделает много ошибок и упустит самое главное – точность в деталях.
Посоветовавшись с Соколовым, она остановила пошив заказных вещей и посадила всех портних на пошив коллекционных изделий.
Ираида Самсоновна восприняла отсрочку примерок в штыки:
– Я не стану звонить заказчицам!
– Мама! Мне нужны всего сутки, – сказала Надежда.
– Эти сутки сломают весь график примерок. Что, по-твоему, я должна говорить нашим заказчицам? Что ты не владеешь профессией, а я – необязательный человек?
Тем не менее она взялсь обзвонить заказчиц, и с этого момента все силы ателье Надежды Раух были брошены на пошив коллекции и участие в конкурсе. Сама Надежда вместе с бригадой портных и Соколовым осталась в ателье на всю ночь до начала следующего рабочего дня.
Глава 26
Двадцать минут неизвестности
Новый рабочий день начался тем, что к Надежде в кабинет явился Филипп и оптимистично провозгласил:
– Перегородку оформили. Мужская закройная готова. Английские кресла пришли. Смотреть будете?
– Сегодня мне не до кресел, – ответила Надежда. – Скажите лучше, что у нас с проектом перепланировки помещений?
– Занимаюсь! – с готовностью воскликнул Филипп, – через неделю получим.
– Прошу вас, не подведите.
– Не подведу!
Как только из кабинета вышел Филипп, туда влетел Астраханский:
– Ты не пришла ночевать. Что случилось?
– Я написала эсэмэску.
– А позвонить не судьба?
– Неужели ревнуешь? – улыбнулась Надежда.
– Как не ревновать, если из твоего кабинета по утрам выходят молодые мужчины.
– Надеюсь, ты шутишь? И если на то пошло – мог бы позвонить мне сам.
Астраханский прошел к ее столу и веско обронил:
– У меня есть для тебя новость.
– Хорошая?
– Пока не знаю. Время покажет.
– Ну, говори.
– Звонил Протопопов. Он был в лаборатории и видел проект заключения по экспертизе осколков твоей кружки.
– Что в заключении?
– В кофейных остатках содержится амлодипин.
Загрустив, Надежда опустила голову.
– Все ясно.
– Это еще не все. На кружке нашли около десятка пальчиков, пригодных для идентификации. Как только Протопопов мне позвонил, я поехал в лабораторию и через знакомого их выудил. Сразу пробил по базе. Помимо твоих отпечатков и отпечатков Шимаханского, есть еще три. Один, я полагаю, принадлежит вашей Виктории. Два остальных – другому человеку…
– Уже знаешь кому? – нервно поинтересовалась Надежда. – Прошу, не тяни!
– Два пальчика принадлежат твоему Тищенко.
– Вот оно как… – Надежда пораженно застыла. – Зачем же он брал эту чашку?
– Например, затем, чтобы выбросить. Скорее всего, он знал, что в кофе были таблетки.
– Значит, убийца – он?
– Не знаю. Но так или иначе он что-то скрывает.
– Тищенко не мог хотеть гибели Шимаханского. С его смертью он потерял возможность иметь свое ателье.
– Тем не менее случилось то, что случилось.
– Как думаешь, что сделает Осташевский?
– Повесит на тебя всех дохлых собак.
– И что делать нам?
– Нужно колоть Тищенко.
Надежда насторожилась:
– Как?